"Глеб Голубев. Пытливый странник" - читать интересную книгу автора

Григорович-Барский размышлял о том, что ему делать дальше. Прошло уже больше
года, как ушел он из Киева. Многое повидал за это время, обошел всю Италию -
не пора ли возвращаться домой?
Часто захаживал Василий в гавань, смотрел, как, распустив черные
паруса, уходят в заморские страны купеческие корабли - в Грецию, в Испанию,
в жаркую Африку. Запах смолы и рыбы, тонкий аромат пряностей, привезенных из
чудесных краев, кружил ему голову. И он все откладывал свое возвращение
домой.
А тут подошла зима и замела сугробами горные дороги. Поневоле
приходилось ждать весны. Нелегко это оказалось в чужом городе, среди
незнакомых людей. Василий скитался по гостиницам, частенько ночевал из
милости в сырых каморках, кормясь тем, что добрые люди подадут. Вечерами,
запалив огарок свечи, долго сидел он над книгами, изучая греческий язык.
Приход весны по старой традиции отмечала Венеция веселым карнавалом. На
целых шесть недель город преображался. Отовсюду: с балконов и мостов,
нависших над каналами, из окон домов, с проплывающих гондол - раздавались
песни. На площадях и базарах не протолкаться было в толпе веселящихся людей.
Заговоришь на улице с паломником в черном клобуке, а он вдруг отвечает
женским голосом, и на лице у него маска в виде козлиной морды. Вечером в
темное небо с треском взвивались ракеты и шутихи, рассыпались над головой на
тысячи разноцветных огоньков, отражаясь в черной воде каналов.
Бродил Василий среди карнавальной толпы и удивлялся. Вот ведут по улице
вола, привязав ве ревку к его рогам, а кругом с лаем скачут ошалевшие псы,
сбивая с ног прохожих.
На площади святого Марка, где на столбе укреплен крылатый лев - древний
герб свободного города, - выстроены театры и балаганы из досок,
размалеванные под мрамор. Тут показывают такое, что толпа только охает.
В одном из театров соревнуются два силача: черноусый француз, маленький
и толстый, как бочка, и огромного роста итальянец с багровой, бычьей шеей.
На шею ему положили бревно, к бревну привязали две пушки, и он их держал,
наливаясь кровью от натуги. А француз в ответ, по-кошачьи шевеля усами, взял
в зубы коромысло с двумя ведрами воды и прошелся козырем перед толпою,
подбадривающей его улюлюканьем и свистом.
Итальянец тоже не остался в долгу. Схватив зубами за дужку огромный
ушат с пивом, он поднял его и снова поставил на ковер, не расплескав ни
капли.
Толпа ревела. И Василий в азарте бросал вверх шляпу и кричал вместе со
всеми:
- Давай! Давай нажимай!
И вдруг кто-то потянул его за рукав и негромкий голос сказал по-русски:
- Никак земляк будешь? Здравствуй!
Григорович-Барский обернулся. Перед ним стоял седой человек в
монашеской рясе.
- Здравствуй, отец честной. Откуда ты? - неуверенно ответил Василий,
все еще сомневаясь, не карнавальный ли это подвох.
Старец назвал себя Рувимом Гурским. Приведя Василия в темную каморку,
где он ютился, Гурский рассказал ему невеселую историю своих скитаний. Был
он монахом в Софийском монастыре в Киеве, а потом по указу Петра I послали
его учиться в Москву. Тут он, на свою беду, связался с попами и боярами из
окружения опального царевича Алексея. После разоблачения заговора и казни