"Агустин Гомес-Аркос. Ана Пауча " - читать интересную книгу автора

ясные картины воспоминаний, но они какие-то разрозненные, вырванные, как и
сама Ана-нет, из привычной обстановки. Словно забытые и неожиданно найденные
пожелтевшие фотографии. Ощущение легкости в теле в ее первую брачную ночь.
Малыш, взлетающий к небу в руках отца. (Это Хуан, ее первенец, он уже
понимал слово "папа", которое фейерверком вспыхивало вокруг его головки.)
Продырявленная лодка, изъеденная упрямо наступающим песком. Письма, ежегодно
приходившие ко дню ее рождения, которые каждый раз разрывали одни и те же
дрожащие руки. Сдобный, очень сладкий хлебец с миндалем и анисом (пирожное,
утверждает она), который поднимается и медленно покрывается золотистой
корочкой в жаркой печи. Труп девушки, на губах которой она, Ана, увидела
улыбку. Собака под железной решеткой с устремленным в небытие глазом,
закрытым бельмом...
Ноги обернуты в тряпье, в руках ставший словно свинцовым узелок,
голова, повязанная черным платком побежденной воительницы, опущена -
кажется, будто Ана Пауча идет против ветра, - глаза сухи, в них отражаются
лишь шпалы да заляпанный мазутом щебень.
Свисток паровоза перекатывается через холмы, скользит по рельсам,
пробегает по металлическим щитам, предупреждающим о всякого рода опасностях
на этом участке дороги: поворот, спуск, переезд, разъезд... Не оглядываясь,
Ана неторопливо сходит с рельсов, она хочет узнать, неужто это вопящее
чудовище и впрямь настолько быстрое, что может решить ее судьбу: поглотить
или позволить идти дальше.
Она не замечает больше ни овечьих отар, ни пастуха, неподвижно сидящего
в тени скалы, ни двух орлов, что парят над горными хребтами, не спуская
взгляда с сосущего матку ягненка, ни речки, что течет под мостом и кажется
совсем тоненькой ниточкой (серебряной ниточкой, читал когда-то в книгах
малыш). Она не замечает больше ни многочисленных косарей с поблескивающими
на солнце косами, ни тянущихся на ток нагруженных снопами мулов и их
погонщиков в глубоко надвинутых соломенных шляпах, согнувшихся в три
погибели почерневших сборщиц колосков, словно слившихся со своими корзинками
из альбааки, которые они старательно наполняют, ни обгоревших на солнце
детей, что приносят работающим кувшины с водой. Она не замечает ничего.
Упрямая усталость, она идет вперед, приближается к Северу, к своему сыну, к
своей смерти. Для нее не существует иного пейзажа, кроме того, что навеки
запечатлелся в ее памяти.

Похожие одна на другую деревушки, вехами стоящие вдоль железной дороги,
поезда оставляют за собой в мгновенье ока, а Ане Пауче приходиться шагать
день-деньской, чтобы миновать их, даже она заставляет себя спать меньше
восьми часов, реже отдыхать в тени насыпи. В деревне она покупает две
соленые сардины (это дешевле, чем сало), краюшку хлеба, коробок спичек и
идет дальше. Она уже не позволяет себе купить яблоко, апельсин, гроздь
винограда. Обмывая покойников, больших сбережений не сделаешь. Конечно, она
старается есть поменьше, ровно столько, чтобы держаться на ногах. Но
позволить себе умереть от голода она не может, никак не может. Ее ждет сын.
Малыш.
Нищета, которой, видно, нравится ее общество, снова уводит ее от
железной дороги, толкает к городу скототорговцев.
Город крупный, раскинувшийся в самом сердце Ламанчи, с украшающими его
дворцами, со средневековыми внутренними двориками, город такой же древний,