"Витольд Гомбрович. Космос" - читать интересную книгу автора

Перо, воткнутое в корку от лимона.
Пилка, воткнутая в коробочку.
Булавка, воткнутая в картонку.
Вторая булавка, воткнутая в картонку.
Гвоздь, вбитый в стену над самым полом. Ох, как же его обессилила эта
литания;* усталый, истомившийся, он набрал воздуха, вытер уголки своих
вылупленных глаз и лишился сил, как паломник, которому не хватило веры, а
Леон закинул ногу на ногу со всеми признаками раздражения, тогда Фукс
испугался, ему вообще не хватало уверенности в себе, ее отнял у него
Дроздовский. Мной снова овладело бешенство, что я все время с ним фигурирую,
я, у которого в Варшаве с семьей происходит то же самое, неприятие,
отторжение, беда какая-то, но ничего не поделаешь...
______________
* Здесь: перечисление.

- Корки, иголки... - буркнул Леон. Он не закончил, но этого было
достаточно: корки, иголки, то есть чушь, чушь, куча мусора, и мы на ней, как
два мусорщика.
- Подождите! - закричал он. - В том-то и цимес, что, когда мы вышли
оттуда, пани, - обратился он к Кубышке, - тоже что-то забивала! Молотом! В
бревно возле калитки. Изо всех сил.
Он смотрел в сторону. Поправлял галстук.
- Я забивала?
- Вы, пани.
- Ну и что?
- Как это что? Там все проткнуто-пробито, и пани тоже заколачивает!
- Ничего я не заколачивала, я только по бревну била.
Пани Манся извлекала слова из запасов неисчерпаемого и страдальческого
терпения.
- Лена, золотко, объясни, почему я по бревну била.
Голос у нее был подчеркнуто нейтральный, каменный, а взгляд горел
девизом "выдержу".
Лена как-то сжалась - больше намек на движение, чем само движение, -
подобно улитке, некоторым растениям, всему, что сжимается или уклоняется при
прикосновении.
Проглотила слюну.
- Лена, говори правду!
- Мама иногда... Это такой кризис. Нервы. Случается время от времени.
Тогда хватает, что под руку попадет... для разрядки. Бьет, колотит или
разбивает, если это стекло.
Лгала. Нет, не лгала! Это была и правда, и ложь одновременно. Правда,
потому что со ответствовала действительности. А ложь, потому что ее слова (о
чем я уже знал) важны были не их правдой, а тем, что исходили от нее,
Лены, - как запах, взгляд. Ее слова были половинчатыми, опошленными
соблазном, тревожащими, как бы зависающими в воздухе... Кто, кроме матери,
мог бы уловить это осложнение? И пани Кубышка поспешила перевести ее
показания на более предметный язык пожилой женщины.
- Я, господа, день за днем. Год за годом. С утра до вечера. Как белка в
колесе. Вы, господа, меня знаете, я терпелива, спокойна, тактична, у меня
хорошее воспитание. Но когда терпение лопается... я хватаюсь за что попало.