"Витольд Гомбрович. Космос" - читать интересную книгу автора Так, Людвик в ванной, она одна в комнате, я колочу в дверь, она не
открывает, - возможно, она догадалась, что это я, возможно, нет, - во всяком случае, она знает, что кто бы ни колотил в дверь, он добивался именно ее. Она испугалась, не открыла. А теперь лжет, что это она сама стучала! О, триумф, счастье, что моя ложь пробилась к ее лжи и мы оба соединились во лжи, ложью я прорастал в ее ложь! Леон вернулся к вопросу: - Кто повесил кота? Он подчеркнуто вежливо заметил, что нет необходимости заниматься вчерашним шумом - ведь все объяснилось - впрочем, лично ему нечего сказать по этому поводу, бридж закончился около трех утра, - но кто повесил кота, почему кота повесили?... И он спрашивал с напором, который, хотя ни на кого и не направленный, повисал в воздухе: - Кто повесил? Я спрашиваю, кто? Слепое упрямство обосновалось на его лице, увенчанном лысиной. - Кто кота повесил? - спрашивал он с благими намерениями и с полным правом. Он настаивал, и это начинало меня беспокоить. Вдруг пани Манся проронила перед собой, не дрогнув: - Леон. А если это она? Если она убила кота? Ведь я знал, кто убил, я убил, - но этим своим "Леон" она обратила на себя всеобщее внимание, а напор Леона определил нужное направление и навалился на нее. Мне, несмотря ни на что, все же казалось, что она могла, что если она колотила молотом в таком бешенстве, то могла с тем же бешенством и кота... и это подходило ей, ее коротким конечностям и толстым суставам, короткому и разлапистому туловищу, туловище, конечности и так далее - могло задушить и повесить кота! - Ти-ри-ри! - замурлыкал Леон. ...и тайная радость прозвучала в мотивчике, который тут же прервался... чувствовалось злорадство... злорадство... Радость, что "кука-реку, Кукубышка" не выдержала его вопроса, что напор ударил в нее, что она привлекла к себе внимание?... Так что же, может быть, он, и никто другой, конечно, он мог, почему бы и нет... хлебные шарики, возня и забавы с ними, перекатывание их с помощью зубочистки, тихое мурлыканье себе под нос, надрезание ногтем яблочной кожуры, "размышления" и комбинирование... так почему бы он не мог кота задушить и повесить? Я задушил. Да, я повесил. Я повесил, я задушил, но он мог... Мог повесить и мог теперь злорадно радоваться, что жена попала в переплет! А если он кота и не повесил (потому что я его повесил), то, во всяком случае, мог воробья повесить... и палочку! О Господи, ведь воробей и палочка не перестали быть загадкой только потому, что я кота повесил! И они висели там, на периферии, как два средоточия тьмы! Темнота! Я нуждался в ней! Она была мне необходима как продолжение ночи, под покровом которой я пробивался к Лене! И Леон вкрался ко мне в темноту, подсовывая возможность сладострастного сибаритизма, замаскированной и герметичной вакханалии, взыгравшей на Диких полях этого добропорядочного дома, - все это было бы не так правдоподобно, если бы он не прервал внезапно свой мотивчик из страха, что выдаст себя... Это "ти-ри-ри" было похоже на веселый хулиганский свист, вот, мол, жена подставилась... Неужели и Фукс |
|
|