"Олесь Гончар. За миг счастья (Рассказ)" - читать интересную книгу автора

Подлежит немедленному исполнению в присутствии военных и гражданских.
Теперь спасти Диденко могло только чудо.
Моросило, и предосенние тучи облегали небо, когда батальоны хмуро
выстроились - не на плацу, а на другой глухой опушке над яром,- чтобы
вместе с гражданскими, родственниками погибшего, принять участие в
последнем
трагическом ритуале. Представители местных властей тоже прибыли сюда -
все в черном, как бы в знак траура.
В старых армиях (а может, где-то и теперь) перед казнью к осужденному
заходит священник или пастор на последнюю беседу. Тут таких не было, и
тяжесть этой миссии легла па комбата Шадуру, бывшего Диденкова командира.
Старый артиллерист, отмеривший, как и Диденко, полсвета со своими пушками,
на стволах которых уже и звездочки не помещались, вошел в землянку
понурый, с опущенными усами. Не зная, как вести себя, покашлял и, втянув
голову в костлявые плечи, присел с краю на холодном земляном лежаке. Не
знал комбат, с чего начать, как надлежит отпускать грехи этому несчастному
Диденко, которого он даже любил: ведь добрым был он солдатом. А теперь вон
как все обернулось: сгорбившись, стоит перед ним артиллерист, без ремня, в
безмедальной, неподпоясанной гимнастерке смертника. Неужели это прощальный
разговор? Комбату как-то и самому не верилось в реальную неизбежность
этого сурового приговора. Однако же он должен был что-то сказать... Что
им, смертникам, говорят в такой час?
Понурился Шадура-комбат. Вынул кисет с табаком, взял себе щепотку и
Диденко подал, и они молча закурили, как будто где-то на огневой между
двумя боями.
- Ну вот, Диденко. Воевали мы с тобой, брат, добрый ты солдат был. Я
помню, как там, под дотами... и под Верблюжкой... и под Бартом... под
Эстергомом,- все помню.
Там пуля миновала, а тут... Что же это получается? На смерть за Отчизну
шел, а теперь сам ее запятнал?- Он взглянул на Диденко, ожидая возражений,
но тот стоял молча, сгорбясь под накатом землянки, трещал цигаркой.
- Что же ты молчишь?
- А что говорить?
- Тысячу раз жизнью рисковал ты за нее в боях, тысячу раз мог за нее
голову сложить. Так разве ж теперь испугаешься? Если в самом деле запятнал
и только кровью и можно пятно это смыть,- разве не смоешь?
И снова ждал ответа.
- Эта женщина... Кто хоть она такая? Это у вас серьезно?
Диденко с жадностью, раз за разом затягиваясь, дотянул цигарку до огня,
потом сказал вполголоса, твердо:
- Я люблю ее.
Комбат вздохнул, кашлянул, и снова они помолчали.
- Если любовь, тогда другое дело, Диденко... Но сложилось плохо...
- Вы ведь меня знаете, товарищ комбат. Родину, самое святое у
человека... разве ж я хотел опозорить... И раз уж так получается... Раз
выходит, что только смертью и можно то пятно смыть... Так что ж: я готов.
Спустя полчаса осужденный уже стоял перед войсками над яром, и темные
косматые тучи плыли над ним. Дочитывались в суровой тишине последние слова
приговора, когда внезапно пронзительный женский крик всплеснулся, как
выстрел, над виноградниками и разорвал тишину до туч.