"Валентина Гончаренко. Чародей " - читать интересную книгу автора

Валентина Гончаренко


Чародей

Мальчики сорок первого, спасители человечества, вечная вам слава!
При мысли о вас сердце мое саднит от боли, но тут же вспыхивает гордостью от
сознания, что я сподобилась расти и мужать вместе с вами!
Мальчикам сорок первого, живым и мертвым, посвящаю этот роман.
Автор.


Глава 1
ИВАН И ЮРИЙ

Как- то, роясь в куче старых книг, я случайно наткнулась на сборник "Из
дневников современников" и в нем нашла стихи Николая Майорова, поразившие
меня искренностью и великой верой в бессмертие подвига моих ровесников,
сложивших свои головы за мир, за счастье на земле. Николай в октябре сорок
первого добровольцем ушел на фронт, а в феврале сорок второго погиб. Он
писал стихи про себя и своих друзей, не думая ни о славе, ни о деньгах, он
исповедовался в них, и я восприняла его поэзию как исповедь моего поколения.
Его стихами пробились из-под земли
голоса моих ровесников, сложивших головы, но оставшихся живыми:
Мы были высоки, русоволосы, Вы в книгах прочитаете, как миф, О людях,
что ушли, не долюбив, Не докурив последней папиросы. Когда б не бой, не
вечные исканья Крутых путей к заветной высоте, Мы б сохранились в бронзовых
ваяньях, В столбцах газет, в набросках на холсте.
Мы брали пламя голыми руками, Грудь раскрывали ветру, из ковша Мы пили
воду полными глотками, И в женщину влюблялись не спеша.
Что гибель нам? Мы даже смерть выше.
В могилах мы построились в отряд
И ждем приказа нового. И пусть
Не думают, что мертвые не слышат,
Когда о них потомки говорят.
Вся моя жизнь освещена тем, что когда - то меня полюбил фронтовик,
прошедший через плен, бежавший оттуда с помощью партизан и чудом уцелевший в
последующих кровавых боях. Сейчас, старухой, разменявшей девятый десяток, я
понимаю, что он имел право воскликнуть вслед за Майоровым: "Нас не забудут
потому вовек, что всей планете делая погоду, мы в плоть одели слово
"человек".
Его любовь я воспринимаю, как награду, быть может, не очень мною
заслуженную, но безмерно дорогую и горделиво хранимую в самом чистом уголке
моей души.
Дело в том, что я имела несчастье родиться "белой вороной", и колотили
и били меня все кому не лень. В глазах сверстниц и сестер я была заумной
особой, сбитой с толку романами о прекрасных людях и потерявшей ориентацию в
обыкновенной жизни, где постоянно требуется умение хитрить,
приспосабливаться и бодаться. Женщины относились ко мне снисходительно, как
к чокнутой на справедливости, а в глазах мужчин я была весьма далека от