"Юрий Гончаров. Последняя жатва" - читать интересную книгу автора

Он пил молоко, а Люба сидела рядом, и им было умиротворенно и светло -
оттого, что они вместе, друг возле друга, отец и дочь; так они чувствовали
себя сильней, уверенней, чем порознь, защищенней от невзгод; какой-то покой
лился в их души - как будто все недоброе отступило от них далеко, хотя все
так же точно оставалось с ними: и неприятности жизни, и болезнь Петра
Васильевича...
- Володька приходил... - сказала Люба тихо, отводя глаза в сторону, на
зелень травы, покрывавшую пустынную площадь парковой куртины.
Петр Васильевич задержал движение руки, подносившей ко рту бутылку.
- Пьяный?
- Нет, трезвый.
- Чего ему надобно?
Люба помедлила, не ответила сразу. Все в Петре Васильевиче напряглось в
неприятном, тревожном внимании к тому, что она скажет.
- Мириться предлагал.
- Ну, а ты?
- А я прогнала.
- А он?
- Ушел.
- Так... - промолвил Петр Васильевич - через какую-то тесноту, вставшую
в груди, под самым сердцем. - Это он опять придет... Так не отстанет... -
сказал Петр Васильевич в раздумье. Он знал настырность Володьки. неотвязное
его упорство: уж если чего захотел, надумал - будет домогаться, пока не
добьется.
- Наверно... - согласилась Люба. Она сорвала травинку, стала крутить ее
в пальцах. - Ты думаешь, с чего это он? Я ведь его насквозь вижу... Слух до
него дошел, что я хочу развод оформлять. А это - плати на детей. Сейчас я с
него не спрашиваю, не дает - и не надо. А если развод по суду - это уже
закон. Ему это не интересно. А то бы он сам давно развод оформил. Он уже с
полгода ходит к одной, тут, на станции она, пакгаузная весовщица... Была
замужем, теперь безмужняя... У ней всегда и выпить, и закусить, - полночь,
за полночь...
- И что ж он тебе говорил? - не выдержал Петр Васильевич.
- Давай старое забудем, дети у нас, надо об детях думать...
- Много он думал эти года-то! - с сердцем сказал Петр Васильевич.
- А пришел - хоть бы принес им что. Или приласкал, погладил... Они на
кушетку залезли, сели напротив, глядят, испуганные такие, отвыкли ведь
вовсе, знают только по названию - папа, а подойти боятся. И уходил - даже не
глянул.
Пальцы ее шевелились нервно, мелко, она рвала травинки, не замечая, что
делают ее руки.
- И все такой же самонадеянный, горделивый. "Пожалеешь, локотки кусать
будешь! Кому ты что доказать хочешь?" По себе судит. Он когда что делает -
так непременно не просто, а выставиться, что-то обязательно кому-то
доказать. И думает, все люди такие...
Она стала говорить дальше - просто о Володьке, какой он, но это было
уже то, что Петр Васильевич знал сам, слышал от нее и раньше. Потом она
замолчала и долго сидела так.
И он молчал. Что было сказать ему Любе?
- А с другой стороны... - проговорила она вдруг, в каком-то трудном для