"Юрий Гончаров. Последняя жатва" - читать интересную книгу автора

Васильевича и опережая его слова, с мягкой, неотразимой настойчивостью
сказал Виктор Валентинович. - Не надо бы - не предлагал.
Веселого блеска уже не было в глазах доктора. Теперь Петр Васильевич
видел в них одну серьезность.
- Неужто так шибко застудился?
- И застудились, и кое-что еще... Словом, полечиться вам надо.
Полежите, поисследуем вас. - Виктор Валентинович помолчал малость. - Может,
операцию придется сделать...
- Вот даже как! - не спросил - для одного лишь себя произнес Петр
Васильевич.
- Вы заранее не переживайте, может, еще и не понадобится, - успокоил
Виктор Валентинович. - Покажем вас специалистам из города, - как они
решат...
- А если - решат?
- Ну, если будут настаивать... Ну вот, вы уже и запаниковали! Зря! Да
не думайте об этом пока, выбросьте из головы, это я так ведь сказал, лишь в
порядке чистого предположения...
Как многим людям, далеким от медицины, Петру Васильевичу не казались
большой важностью болезни, от которых лечат лекарствами - пилюлями,
порошками. Но слово "операция" всегда пугало его, заставляло внутренне
сжаться. За этим словом были жизнь и смерть, их роковая борьба, высший
предел человеческих страданий, боли. Фронтовой госпиталь остался в нем
памятью о тех, кого доставляли на операцию, памятью о муках, страшных ранах,
увечьях, о безногих и безруких телах. Ему самому делали операцию - и не
одну: когда извлекали осколки, щипцами выковыривая их из мяса и с железным
звоном бросая в красный от крови таз, и когда у него начиналась газовая
гангрена и все бедро его разрезали полосками и оставили так, не зашивая,
чтоб из распухшего тела вытекал наружу гной. На операцию везли его жену
Анастасию Максимовну три года назад, когда у нее случилось ущемление грыжи;
было это в августе, в разгар уборки, не сразу доискались председателя, не
сразу нашлась машина; операцию хотя и сделали, но она уже не помогла...
Совсем родниковый холод потек по жилам Петра Васильевича. Не просто
рассудком - всем телом, так явственно, как ощущают на себе действие внешних
сил - дождя, ветра, навалившейся на плечи тяжести, - Петр Васильевич ощутил,
что, хочет он или не хочет, а в судьбе его что-то случилось, она круто
ломается в эти мгновения, вот у этого белого докторского стола, сломалась
уже непоправимо и невозможно удержать ее от этой перемены, поворота, - о чем
бы и как бы ни стал от просить доктора Виктора Валентиновича. Он сник,
смирился, как-то сразу упав духом, всем существом своим, и уже покорно дал
проделать с собой все, что надо было, чтобы поместить его в больничную
палату: коротко отвечал на вопросы о возрасте, месте жительства и прочем,
когда заполняли различные карточки, покорно сдал кастелянше свою одежду -
серый прорезиненный плащ, ботинки, новый, береженый, в первый раз, потому
что не выпадало для этого других подходящих случаев, надетый для поездки в
больницу костюм с ярлычком польской фирмы на подкладке. Покорно искупался по
указанию сердитой нянечки под тепловатым душем, покорно, безропотно
облачился потом в больничную пижаму, хотя брюки оказались ему коротки, выше
щиколоток, а куртка - просторной, широкой, сползающей с его худых, острых
плеч...