"Владимир Гоник. Погружение." - читать интересную книгу автора

не скучать в дороге, прихватили первую попавшую под руку выпивку, прыгнули
в отходящую электричку и стремглав умчались в Москву: где-где, а в столице
шампанского должно быть вдоволь. Вероятно, капитан вздумал доказать, что
судьба подвластна ему. Похоже, он и впрямь решил переломить судьбу -
переломить, перешибить, переспорить, настоять на своем.
Не знаю, удалось ему это или нет. Может, суть и не в шампанском
вовсе. Я вообще подозреваю, что все разговоры о судьбе и предначертанности
не больше, чем досужие выдумки. А на самом деле капитан после гарнизона
захмелел от свободы - опьянел, ошалел, очумел, потерял голову, у него, что
называется, отказали тормоза.
Возможно, в глубине души капитан давно мечтал послать все к черту,
рвануть куда-то без оглядки, нырнуть поглубже и забыть в угаре службу,
дисциплину, унылые расписанные по минутам дни.
Капитан был не из тех, кто прожигает жизнь. И пока он жил в привычном
казенном режиме, он еще держался. Но едва повеяло свободой, его понесло,
как коня, которому под хвост попала шлея.
Они пропадали в Москве вечер и ночь и вернулись наутро без гроша в
кармане.
Они прикатили к завтраку, когда пациенты по утреннему морозу тянулись
в столовую. Женщина проворно выскочила из такси, захлопнула дверцу и,
стуча каблуками, резво пробежала по асфальту - словно из пулемета
прострочила: звонкая очередь изрешетила сухую морозную тишину.
Машина продолжала стоять, точно шофер пребывал в раздумье, потом
сонливо, нехотя как-то открылась другая дверь, и, как куль, как туго
набитый мешок, на снег выпал капитан первого ранга. Такси решительно
тронулось с места и, набрав скорость, укатило второпях без всякой надежды
на возвращение.
Капитан полежал, как бы собираясь с мыслями, поднялся с трудом и
медленно, задумчиво побрел, шатаясь, вслед за упорхнувшей подругой.
Он был похож на идущего в гору альпиниста, который испытывает
кислородное голодание: тяжело дышал, часто останавливался и отдыхал,
наклонив голову, будто осмысливал пройденный путь, потом вновь продолжал
восхождение. В руке он держал прозрачный пакет с банными принадлежностями
- мыло, мочалка, полотенце, которые он второй день повсюду таскал с собой;
странно еще, что он их нигде не потерял.
Подумать только: два дня он таскал их повсюду и не сподобился, не
исхитрился потерять! Впрочем, ничего странного: мыло, мочалка и полотенце
были казенным имуществом, а для служивого казенное - это святое.
Едва парочка прикатила, мне тотчас доложила о них дежурная медсестра.
После завтрака я дал капитану выспаться, потом пригласил к себе и принялся
распекать за нарушение режима, пообещав отправить в родной гарнизон, если
подобное повторится.
В его лице не было ни сожаления, ни раскаяния, он молча выслушал все
и кивнул в знак того, что понял.
- Как вы могли? - вопрошал я с досадой. - Боевой офицер, командир!..
- Погружение, - неожиданно произнес он неизвестно кому - мне ли, себе
ли или просто изрек в пространство.
В кабинете неожиданно запахло морем - йодом, рыбой, водорослями,
соленой водой... Я вдруг увидел, как огромная железная рыба беззвучно
погружается в море, скользит плавно, как тень, опускаясь из света во тьму.