"Борис Леонтьевич Горбатов. Письма товарищу " - читать интересную книгу автора

горой; там до сих пор звенит серебряной листвой тополь, под которым ты
целовал свою первую девушку; там мы плескались с тобой, товарищ, в мелком
рудничном ставке, и никто меня не уверит, что в море купаться лучше. Но и
спорить об этом не буду ни с одесситом, ни с севастопольцем. Каждому - свое.
Для нас с тобой, товарищ, Родина началась здесь. Здесь начало, а конца
ей нет. Она безбрежна. Чем больше мы росли с тобой, тем шире раздвигались ее
границы. Больше дорог - больше сердечных зарубок.
Помнишь городок на далекой границе - Ахалцых? Тут мы начали свою
красноармейскую службу. Помнишь первую ночь? Мы стояли с тобой на крепостном
валу и глядели вниз, на серо-зеленые камни зданий, на плоские крыши, на
яблоневые сады, на весь этот непонятный и чужой нам мир, слушали непонятный,
чужой говор, скрип арб, рев буйволов и говорили друг другу:
- Ну и забрались мы с тобой! Далеко!
Отчего же, когда через два года уходили мы отсюда "в долгосрочный",
горько заныло сердце? Весь город шел провожать нас до Большого Прощального
камня на шоссе у сахарной высотки, и полкового барабана не было слышно из-за
гула напутственных криков.
- Швидобит! - кричали нам друзья-грузины, и мы уже знали: это значит -
до свиданья.
- Будь счастлив в большой жизни, елдаш кзыласкер!* - кричали нам наши
друзья-тюрки. Родные наши!
______________
* Товарищ красноармеец.

Так входили в наши сердца разноплеменные края нашей Родины: и
апшеронские песчаные косы, и черные вышки Баку, куда ты ездил с бригадой
шахтеров, и ржавая степь Магнитки, и снега Сибири. И хотя ты никогда не был
на Северном полюсе, сердце твое было там. Потому что там, на льдине, плыли
наши русские советские люди, плыла наша слава.
Вот и сейчас я сижу в приднепровском селе и пишу тебе эти строки. Бой
идет в двух километрах отсюда. Бой за это село, из которого я тебе пишу.
Ко мне подходят колхозники. Садятся рядом. Вежливо откашливаясь,
спрашивают. О чем? О бое, который кипит рядом? Нет! О Ленинграде!
- Ну, как там Ленинград? А? Стоит, держится?
Никогда они не были в Ленинграде, и родных там нет, - отчего же тревога
в их голосе, неподдельная тревога? Отчего же болит их сердце за далекий
Ленинград, как за родное село?
И тогда я понял. Вот что такое Родина: это когда каждая хата под седым
очеретом кажется тебе родной хатой, и каждая старуха в селе - родной
матерью. Родина - это когда каждая горючая слеза наших женщин огнем жжет
твое сердце. Каждый шаг фашистского кованого сапога по нашей земле - точно
кровавый след в твоем сердце.
Товарищ!
Я не нашел тебя под Вапняркой, под Уманью, под Кривым Рогом. Но где бы
ты ни был сейчас - ты бьешься за родную землю.
У Днепра мы задержали врага. Но, как бешеный, бьет он оземь копытом.
Рвется дальше. Рвется в Донбасс. На нашу родную землю, товарищ! Я видел: уж
кружат над нашими шахтами его стервятники. Уже не одна хата под очеретом
зашаталась под бомбами и рухнула. Может, моя? Может, твоя?
Пустим ли мы врага дальше? Чтоб топтал он нашу землю, по которой мы