"Владимир Горбачев. Темные пространства " - читать интересную книгу автора

цели своего визита, его лицо выразило настоящее горе. Да, он знает о
трагедии. Он безмерно скорбит о погибших, особенно о Максиме Путинцеве,
которого знал как Мефодия. Он молится о спасении его души. Разумеется, он не
забыл его; он не смог бы этого сделать ни при каких обстоятельствах. Они
провели пять лет в одной келье; пять лет непрерывного и очень глубокого
духовного общения, пять лет взаимных признаний, клятв, даже исповедей,
обсуждений, споров. А под конец, к прискорбию, и ссор. Рассказать подробнее?
О, конечно, если это может помочь.
Видите ли, на вопрос, каким был его товарищ, нельзя ответить одной
фразой. Максим-Мефодий очень изменился за годы, проведенные в монастыре. При
своем появлении в обители он производил впечатление человека, пережившего
тяжелое потрясение, может быть, горе. Был молчалив, подавлен, брался за
любую самую тяжелую работу, с радостью принимал строгое послушание.
Складывалось впечатление, что он стремится искупить какую-то вину. Что было
у него на душе, какой грех? Об этом знали настоятель отец Даниил и их
духовник отец Никодим, но они унесли эту тайну с собой.
После двух первых лет, проведенных в монастыре, особенно после
пострига, Путинцев как-то распрямился, словно снял с себя давивший его груз.
Он стал усиленно изучать богословскую литературу, и не только ту, что
проходили в семинарии, но и гораздо более сложную. Он и его, Афанасия, увлек
на путь изучения самых сложных вопросов веры. Между ними возникло даже
своего рода соревнование: кто больше прочитает трудов, неизвестных их
товарищам и даже преподавателям. Мефодий писал статьи для епархиального
журнала, выступал на диспутах, ему позволяли вести некоторые занятия в
семинарии. Будущее его казалось ясным: священник, богослов, возможно,
преподаватель Духовной академии... Однако все пошло по-другому.
Видите ли, вопросы веры столь сложны, а грань между истолкованием ее
догматов, их применением к новым запросам жизни и их искажением, их
разрушением столь неуловима... Мефодий вначале очень вольно трактовал
некоторые краеугольные положения православия, а затем стал отвергать их
вообще. Особенно нападал он на догматы о спасении души и о загробном
воздаянии. Он заявил, что его раздражает и кажется унизительной эта
постоянная забота о собственной душе, ему стыдно так трястись над ней, так
печься о ее непорочности, когда в мире столько людей нуждаются в духовной
помощи. И он не может принять Бога как судью, милующего, праведных и
карающего грешных. "У вас вся жизнь превращается в бесконечный судебный
процесс, и я в нем подсудимый, - кричал он во время их ночных споров. - А
если я не желаю быть подсудимым, не хочу в этом процессе участвовать - тогда
как? Если я заявлю судье отвод?"
Надо сказать, он умел убеждать. И он, отец Афанасий, тоже усомнился, и
был такой момент... Да, был момент, когда он готов был последовать за своим
товарищем по пути отрицания, а может, и по жизненному пути. Но тут у
Путинцева произошло столкновение с настоятелем - Мефодий вообще был
человеком очень откровенным и все свои сомнения отнюдь не держал при себе.
Отец Даниил собрал наиболее уважаемых монахов, преподавателей семинарии, они
выслушали почти часовую речь Мефодия и после нескольких уточняющих вопросов
единогласно постановили, что его взгяды несовместимы с православной верой.
Путинцев пытался спорить, но тут настоятель, как потом передавали, произнес
каку-то загадочную фразу насчет его прошлого - что-то о том, что, мол,
ничего удивительного в его ереси нет, такой грех тянет человека на дно пуще