"Овидий Горчаков. По следам подвига" - читать интересную книгу автора

снова - кружка жидкой пшенки. Кто-то из девчат разревелся. Вера с
возмущением отвернулась от этих жалких слез. В тот вечер впервые не пели
песен. В сараях, далеко от деревни, спали как убитые. А утром чуть свет
опять за лопату. И так много-много недель подряд, безо всяких выходных, по
двенадцать часов в сутки. Работа эта была бы невыносимой, не будь она
добровольной, если бы комсомольцы-москвичи не понимали, как она нужна
фронту, Москве.
В конце июля над окопами стали появляться "мессеры" и "юнкесы", и Вера
увидела первую кровь, первых убитых и раненых. Всем сердцем прочувствовала
она горе народное, когда потянулись мимо окопов на восток скорбные колонны
беженцев из западных областей.
Особенно трудно приходилось на рубеже Ржев - Вязьма. Командовал
строительством начальник инженерного управления фронта генерал-майор
Невский. Вера только мельком видела этого генерала, когда он приезжал
подбодрить молодежь. Ей не дано было знать, что в ноябре того же года
генерал Невский, закончив большую минно-подрывную операцию, связанную с
обороной Харькова, отдаст команду взорвать радиоминой генерала фон Брауна,
коменданта и начальника гарнизона оккупированного гитлеровцами Харькова.
Несмотря на кровавые мозоли, Вера подавала пример подругам, вырабатывая
норму и смеясь:
- Вот и первая профессия: землекоп!
В самые трудные часы вспоминали, как Павка Корчагин строил железную
дорогу...
Первое серьезное столкновение с трудностями заставило приуныть
кое-каких горе-романтиков, но не такова была Вера. Она не могла изменить
самой себе. Да и что Юра подумал бы!
В начале сентября студентов-старшекурсников отозвали в Москву на учебу.
...В это время я был совсем близко от Веры - рыл окопы полного профиля
и эскарпы близ Рославля. Немцы прорвали фронт. Начали операцию "Тайфун",
рванулись снова на восток, и моя рота лишь с огромным трудом сумела
погрузиться в последний эшелон на станции Снопоть, что в сорока километрах
восточнее Рославля..
Вот почему так понятны, близки и дороги мне такие строки из письма Веры
родным:
"Вы, наверное, очень беспокоились обо мне. Ничего страшного нет. Я
ездила по специальному заданию, как и все комсомольцы Москвы. Мы строили
укрепления. Теперь идешь по Москве и видишь плакат: "Что ты сделал для
фронта?" И чувствуешь удовлетворение, что что-то сделала..."
Для многих, для большинства из нас трудовой фронт явился прикосновением
к подвигу. Рыть ловушки для вражеских танков по двенадцать часов в сутки под
бомбами и пулеметным градом нам было не легче, чем Павке Корчагину и его
друзьям прокладывать зимой в лесу железную дорогу, чтобы дать дрова городу.
Но мы не считали свой труд подвигом. Другое дело - в Красной Армии. С какой
завистью провожали мы глазами проходившие и проезжавшие на фронт маршевые
колонны. Сколько в этих колоннах шагало безусых ребят в касках и шинелях,
ребят, которые были всего на год, на два старше нас!
Вера была по-настоящему счастлива, вернувшись в Москву. Столицу трудно
было узнать. Во все глаза смотрела Вера вокруг. Москва стала по-военному
суровой, настороженной, готовой к обороне. Аэростаты воздушного заграждения
в небе, зенитки на крышах больших домов, камуфлированные краской и ветками