Вам еше до этих снов - долгий путь:
Сто бессонниц, двести солнечных дней.
Вам с дороги этой просто свернуть -
Много проще, чем идти мне по ней.
За собою я не знаю греха -
Он, должно быть, у меня впереди.
Под ногами то ли пыль, то ль труха,
То ль ломающийся лед... Что ж - иди.
17.1 - 8.4.91
***
***
И сон единственный еще теснит мне грудь:
Тень будто бы, далекая такая,
Седую голову, склоненную чуть-чуть,
Рукою белою бестрепетно ласкает.
1974
Как я любила пышные слова!
Так написать - ведь надобна отвага.
И вышло же, что я была права
И предсказала все - да не на благо.
Бестрепетным движение руки
Я назвала, а голову - седою.
В те времена могущество строки
Казалось мне игрой, а не бедою.
Шестнадцать лет, о Господи, назад
Казалось мне, что справлюсь я с собою,
И тот, вдали растущий, юный брат
Не станет мне ни горем, ни судьбою.
Нет, я о нем не знала ничего.
А вот стихи - они, должно быть, знали.
Они в свою игру со мной играли -
И посмотри, что вышло из того:
Теперь моя седая голова
Склоняется на грудь совсем не тени,
А та рука, дотронувшись едва,
Без трепета, а может, и в смятеньи
К плечу иль кисти припадает вновь,
На краткий миг, лишь любящему внятный...
Во что играешь ты со мной, любовь?
О чем ты молишь, брат мой благодатный?
Ну вот: опять красивые слова,
Восторженны, нежны, витиеваты!
