"Петр Горелик. Навстречу смерти (Рассказы) " - читать интересную книгу автора

плацдармы. Скрытность господствовала. Движение машин, обозов, людей, даже
звуки - все было подчинено одному: скрыть от противника приготовления к
наступлению. Сейчас, много лет спустя, кажется, что даже в том, как отдавал
мне приказ начальник штаба, было что-то таинственное, заговорщицкое. Это,
конечно, обычная аберрация представлений военного прошлого. По трезвом
размышлении я понимаю, что ничего подобного в приказании начальника штаба не
было и не могло быть. Но таково свойство памяти. Не в этом ли одна из причин
недоверия военным мемуарам? Не об этом ли народная поговорка: "Нигде так не
врут, как на войне и на охоте".
Но вернемся к предмету моего рассказа.
Ехать мне не хотелось. Задание было не по душе, в нем слишком много
было технического. Танки ожидались из капитального ремонта. Обычно их жизнь
после ремонта была недолговечна. Выдержат ли они переход после выгрузки, не
рассыплются ли на марше? Я не боялся ответственности, но казалось странным,
что со мной не послали офицера танко-технической службы. Мне виделось в этом
нарушение того установившегося разделения обязанностей и прав между
командирами, тыловиками и техниками. Техники как бы умывали руки.
Не хотелось ехать и по другой причине. За несколько месяцев в обороне
мы разленились. Привыкли к спокойной позиционной жизни. А тут надо ехать
неизвестно куда. Предстоящее задание нарушало то, что с известной натяжкой
можно было бы назвать фронтовым комфортом, так редко выпадавшим на нашу
долю. В общем, ехать не хотелось. Но приказ...
В моем распоряжении были две смонтированные на грузовых автомобилях
ремонтные летучки, "будки", как их называли на фронте. Пожилой старшина
возглавлял группу ремонтников. Где-то к середине обратного пути должны были
прибыть машины с горючим для дозаправки танков.
Мы выехали затемно на следующий день. Нас отделяли от Новозыбкова 130
километров. По рокаде, выглядевшей на карте как гомельское шоссе, можно было
добраться довольно быстро. Но мы поехали на восток, проселками и лесными
дорогами, по которым предстояло скрытно вести прибывающие танки.
Солнце уже золотило верхушки сосен, когда машины подошли к опушке
лесного массива. Сквозь густоту сцепившихся крон не пробивался свет. Черная
стена непроснувшегося леса стояла перед нами. Впереди был таинственный
сумрак. Узкая, едва накатанная дорога вилась между стройными стволами. Свет
фар выхватывал застывшие в неподвижности сосны и тут же возвращал их
сумраку, подчиняясь поворотам извилистого пути. Лес постепенно оживал. На
смену отступавшей темноте от остывшей за ночь земли поднимался туман. Дорогу
стало едва видно. К полудню дорога очистилась. Только в низинах оставались
клочья тумана. Сильный запах хвои и испарений земли смешивались в душном
воздухе проснувшегося леса.
Карта показывала, что лес этот протянется на много километров до
Светиловичей на Беседи. Мы проехали Чечерск, несколько редко встречавшихся
населенных пунктов. Война, прошедшая по этому партизанскому краю, оставила
зримые следы - безлюдье и торчащие остовы печных труб. Переехали Проню и
свернули на Светиловичи. Здесь я наметил привал. Мост на Беседи прогибался
под нашими будками. О переправе танков по нему нечего было и думать.
Выручить мог только брод. Безуспешные поиски надежной переправы заняли
остаток дня, и нам пришлось в Светиловичах заночевать.
До Новозыбкова оставалось пятьдесят километров.
Утром продолжили поиски. К обеду нам повезло. Мы провесили направление