"Александр Горохов. Повязанные кровью (повесть) " - читать интересную книгу автора

- Ты должен был пройти закалку в борьбе! И я рад, что ты в свои юные
горды оказался участником исторического события! Рад, что ты защищал Белый
Дом, наш советский парламент от сокрушительного нападения врагов. Ты ещё
поймешь, что был участником переломного момента нашей Истории.
- Мне было тогда восемнадцать лет, папа. И я ничего не понимал. А
сейчас...
Он примолк, потому что понял, что если скажет отцу, что сейчас он не
пойдеть защищать парламент ни в Белом Доме, ни в желтом и ни в каком ином -
отец разволнуется, пойдет красными пятнами и прийдется вызывать "скорую
помощь"
Отец проглотил ещё несколько пельменей и сказал тоном ниже, но с
прежней убежденностью человека, сквозь всю жизнь пронесшего одну, сжигающую
душу идею.
- Бой ещё не кончен, Денис. Коммунизм, как идея, не погибла.
перерожденцы её извратили, негодяя убили практическое воплощение, но идея
жива и бессмертна.
- Конечно, конечно. Тебе чай или кофе?
- Кофе. Я ещё поработаю до вечера.
Спорить было бесполезно - если бы у старика отняли возможность
царапать по бумаге старой чернильной авторучкой каждый день с утра до
вечера, то он бы тут же ушел из жизни - так говорили все врачи. И быть в
семьдесят три года жизни охваченным страстной идеей - не так уж плохо, во
всяком случае это позволяло сохранять высокий настрой души и не обращать
внимания на дряхлость умирающего тела... Сознание у него, с точки зрения
Дениса сохранялось ясным, и смещалось только в одном вопросе: он был
уверен, что Денис его родной сын, что он зачал его в пятидесятилетнем
возрасте от молодой жены (после смерти первой, с которой прожил тридцать
лет) - хотя было это совсем не так: молодая жена родила Дениса от такого же
молодого мужчины, в чем и призналась уже перед своей собственной кончиной,
когда Денису было тринадцать. Отец в признание не поверил и не ставил
законность рождения своего единственного наследника никогда. Денис тоже не
делал из этого трагедии и считал Владлена Тимофеевича Чарушкина своим
родным отцом - вполне искренне и без колебаний.
Старик взял большую чашку кофе, ушел к себе, но вернулся через минуту
со стопкой исписанной бумаги в руках. Положил рукопись на стол с такой
осторожностью, словно это была хрустальная ваза.
- Прочти, это последние главы. Они касаются и тебя. Проверь точность
хронологии и имен.
- Хорошо, папа.
Денис искоса глянул на рукопись - отец писал и переписывал её уже
долгое время, лет пять, писал и переписывал раз десять, боясь в чем-нибудь
ошибиться, и многие главы из неё Денис знал чуть ли не наизусть, но каждый
раз делал вид, что получает сей труд для прочтения - впервые.
Он перемыл посуду, взял со стола отцовский труд и прошел в свою
комнату - узкую, темную, окнами во двор, уютную не потому, что там было
тепло и привычно, а просто от того, что была обставлена по своему вкусу,
была "своей" от рождения. Он лег на диван и пролистнул страницы, отыскивая
в них новые записи. Как ни странно, почерк у отца был каллиграфический, не
требовалось и пишущей машинки, хоть сейчас неси в издательство. Страница
номер 749 начинался с главы №44