"Юлия Горишняя. Слепой боец " - читать интересную книгу автора

Его вел более прямой путь - путь инстинкта, того самого, что отыскивает
заболевшему зверю нужный гриб или траву в лесу; но кто сказал, что они
легче, - прямые пути?
- Ты тоже, волк, - прошептал Гэвин, едва сумев пошевелить губами.
А потом он опять закрыл глаза. Больше у него ни на что не было сил.
Говорили, что, может быть, Гэвину много легче оказалось бы жить, если
бы он в своей жизни счел по-настоящему равным себе не только
одно-единственное существо - волка, после того как тот тоже сумел перебороть
в себе жабью заразу, как перебарывают болезнь, и вернуть себе себя самого.
Ведь ни один человек на свете не стал Гэвину таким другом, каким был волк:
другом из тех, с которым никогда не чувствуют нужды выяснять, кто сильнее,
кто слабей и кто кому должен подчиняться; из тех, которому не стыдно
показать свою слабость и сила рядом с которым нужна не для того, чтоб его
превзойти; из тех, перед которыми даже смешным не страшно быть, потому что
они все равно знают, каков ты есть, да и ты все знаешь про них. Иметь такого
друга - очень много. Оказавшись способным на эту дружбу равных, иметь лишь
одного такого друга - очень мало. Да, говорящие так правы. А еще они правы в
том, что волк, который жил себе в лесу и приходил к Гэвину тогда, когда ему,
волку, хотелось, - это для людей было уже слишком. В прозвище "Волчий Гэвин"
всегда таилась до поры до времени доля настороженности - всегда, даже когда
и не подразумевалось в нем еще ничего дурного.
И, по словам многих, волк Гэвина был все-таки не совсем волк - не
просто волк. И говорящие это тоже правы, хоть и не так, как понимают себя
сами. Конечно, то был не просто волк, иначе они с Гэвином и не нашли бы друг
друга: он был не просто волк, как и Гэвин был не просто человек, а -
Гэвин...
А тем временем к востоку от этих мест охота на Сребророгого Оленя
подходила к концу. Хозяйка Леса не смогла спасти своего любимого зверя,
оттого что ему было суждено погибнуть, но она смогла отомстить; и она
сделала так, чтоб Гэвир, сын Гэвира, и Локхир, сын Локхира, оказались близ
Оленя почти одновременно, только Локхир - позже, чем желал бы.
На широкой поляне Гэвир, сын Гэвира из дома Гэвиров, настиг наконец
оленя, и тот, не желая больше убегать, встал и обернулся, чтобы принять бой.
Было утро, облака затянули небо, и солнце сквозь них светилось, точно
серебряная монета. Ветер замер, когда Гэвир, сын Гэвира, выбежал из леса на
своих лыжах и увидел Оленя, который ждал его; это была важенка, рослая, как
олени на материке, и сильная, и под свежей шкурой ее, несмотря на всю их
гонку, могучие мышцы не дрожали, как будто она никогда не знала усталости и
никогда не могла узнать смерти, а сияние ее рогов было прекрасно, как свет
звезд. У нее были глаза глубокого зеленого цвета, словно спокойное море, и
гладкая шерсть, такая белая, как пена бурлящих волн, или как снег на горных
вершинах в лучах рассвета, или как холодный клинок молнии. Снег искрился
вокруг нее, отражая ее сияние. Она стояла, угрожая рогами, и тело ее пело
своею силой, и гневом, и холодным чистым восторгом битвы, и красота ее, не
знавшая страха, была нацелена прямо в Гэвира, как стрела.
- Ты моя, - сказал Гэвир.
Может быть, в эту минуту он забыл даже об Ивелорн. И ему было
безразлично теперь, что будет он делать потом с серебряными рогами, и
исполнит ли гордая Ивелорн свое обещание; не все ли равно, достанется ли ему
другая красавица, когда уже досталась вот эта - с морской зеленью своих глаз