"М.Горький. Жизнь Клима Самгина. Часть 2." - читать интересную книгу автора

- Вот какой у меня серьезный сын! Не капризничает, углублен в себя, молча
осваивает мир. Хороший!
А отец Спивак сообщил, рассматривая на свет пальцы руки своей:
- Он думает, что музыка спрятана в пальцах у меня, под ногтями.
Клим почувствовал прилив невыносимой скуки. Все скучно: женщина, на белое
платье которой поминутно ложатся пятнышки теней от листьев и ягод;
чахоточный, зеленолицый музыкант в черных очках, неподвижная зелень сада,
мутное небо, ленивенький шумок города.
Под тяжестью этой скуки он прожил несколько душных дней и ночей, негодуя
на Варавку и мать: они, с выставки, уехали в Крым, это на месяц прикрепило
его к дому и городу. По ночам, волнуемый привычкой к женщине, сердито и
обиженно думал о Лидии, а как-то вечером поднялся наверх в ее комнату и
был неприятно удивлен: на пружинной сетке кровати лежал свернутый матрац,
подушки и белье убраны, зеркало закрыто газетной бумагой, кресло у окна -
в сером чехле, все мелкие вещи спрятаны, цветов на подоконниках нет. И
казалось, что эта неприглядная пустота иронически спрашивает:
"Да - была ли девушка-то?"
Но девушка была, об этом настойчиво говорила пустота в душе, тянущая, как
боль.
Он вышел в большую комнату, место детских игр в зимние дни, и долго ходил
по ней из угла в угол, думая о том, как легко исчезает из памяти все,
кроме того, что тревожит. Где-то живет отец, о котором он никогда не
вспоминает, так же, как о брате Дмитрии. А вот о Лидии думается против
воли. Было бы не плохо, если б с нею случилось несчастие, неудачный роман
или что-нибудь в этом роде. Было бы и для нее полезно, если б что-нибудь
согнуло ее гордость. Чем она гордится? Не красива. И - не умна.
Очень пыльно было в доме, и эта пыльная пустота, обесцвечивая мысли,
высасывала их. По комнатам, по двору лениво расхаживала прислуга, Клим
смотрел на нее, как смотрят из окна вагона на коров вдали, в полях. Скука
заплескивала его, возникая отовсюду, от всех людей, зданий, вещей, от всей
массы города, прижавшегося на берегу тихой, мутной реки. Картины выставки
линяли, забывались, как сновидение, и думалось, что их обесцвечивает,
поглощает эта маленькая, сизая фигурка царя.
Спивак жила не задевая, не поучая его, что было приятно, но в то же время
и обижало. Она казалась весьма озабоченной делами школы, говорила только о
ней, об учениках, но и то неохотно, а смотрела на все, кроме ребенка и
мужа, рассеянным взглядом человека, который или устал или слишком углублен
в себя. В девять часов утра она уходила в школу, являлась домой к трем; от
пяти до семи гуляла с ребенком и книгой в саду, в семь снова уходила
заниматься с любителями хорового пения; возвращалась поздно. Иногда ее
провожал регент соборного хора, длинноволосый, коренастый щеголь, в
панаме, с тростью в руке, с толстыми усами, точно два куска смолы. Раз или
два она спросила Клима:
- Вы будете писать о выставке?
- Пишу, - ответил он, хотя еще не начинал писать, мешала скука.
По утрам, через час после того, как уходила жена, из флигеля шел к воротам
Спивак, шел нерешительно, точно ребенок, только что постигший искусство
ходить по земле. Респиратор, выдвигая его подбородок, придавал его
курчавой голове форму головы пуделя, а темненький, мохнатый костюм еще
более подчеркивал сходство музыканта с ученой собакой из цирка. Встречаясь