"М.Горький. Жизнь Клима Самгина. Часть 3." - читать интересную книгу автора

Стыдно сознаться, но я боюсь! Этот мальчик... Сын доктора какого-то... Он
так стонал...
В ночной длинной рубашке, в чепчике и туфлях, она была похожа на
карикатуру Буша.
- Странно ты ведешь себя, - сказала она, подходя к постели. - Ведь я знаю
- все это не может нравиться тебе, а ты...
- Молчи! - вполголоса крикнул он, но так, что она отшатнулась. - Не смей
говорить - знаю! - продолжал он, сбрасывая с себя платье. Он первый раз
кричал на жену, и этот бунт был ему приятен.
- Ты с ума сошел, - пробормотала Варвара, и он видел, что подсвечник в
руке ее дрожит и что она, шаркая туфлями, все дальше отодвигается от него.
- Что ты знаешь? Может быть, завтра начнется резня, погромы...
Варвара как-то тяжело, неумело улеглась спиною к нему; он погасил свечу и
тоже лег, ожидая, что еще скажет она, и готовясь наговорить ей очень много
обидной правды. В темноте под потолком медленно вращались какие-то дымные
пятна, круги. Ждать пришлось долго, прежде чем в тишине прозвучали тихие
слова:
- Не понимаю, почему нужно злиться на меня? Ведь не я делаю революции...
Он ждал каких-то других слов. Эти были слишком глупы, чтобы отвечать на
них, и, закутав голову одеялом, он тоже повернулся спиною к жене.
"Кричать на нее бесполезно. И глупо. Крикнуть надобно на кого-то другого.
Может быть, даже на себя".
Но - себя жалко было, а мысли принимали бредовой характер. Варвара,
кажется, плакала, все сморкалась, мешая заснуть.
"Вероятно, ненавидит меня. Но я сам, кажется, скоро тоже возненавижу
себя". И от этой мысли жалость его к себе возросла.
Заснул он под утро, а когда проснулся и вспомнил сцену с женой, быстро
привел себя в порядок и, выпив чаю, поспешил уйти от неизбежного
объяснения.
"Москва опустила руки", - подумал он, шагая по бульварам странно
притихшего города. Полдень, а людей на улицах немного и все больше мелкие
обыватели; озабоченные, угрюмые, небольшими группами они стояли у ворот,
куда-то шли, тоже по трое, по пяти и более. Студентов было не заметно,
одинокие прохожие - редки, не видно ни извозчиков, ни полиции, но всюду
торчали и мелькали мальчишки, ожидая чего-то.
Вход в переулок, куда вчера не пустили Самгина, был загроможден телегой
без колес, ящиками, матрацем, газетным киоском и полотнищем ворот. Перед
этим сооружением на бочке из-под цемента сидел рыжебородый человек, с
папиросой в зубах; между колен у него торчало ружье, и одет он был так,
точно собрался на охоту. За баррикадой возились трое людей: один
прикреплял проволокой к телеге толстую доску, двое таскали со двора
кирпичи. Все это вызвало у Самгина впечатление озорной обывательской
забавы.
В приемной Петровской больницы на Клима жадно бросился Лютов,
растрепанный, измятый, с воспаленными глазами, в бурых пятнах на
изломанном гримасами лице.
- Ух, как я тебя ждал! - зашипел он, схватив Самгина, и увлек его в
коридор, поставил в нишу окна. - Ну, он - помер, в одиннадцать тридцать
семь. Две пули, обе - в живот. Маялся. Вот что, брат, - налезая на
Самгина, говоря прямо в лицо ему, продолжал он осипшим голосом: - тут -