"Пандемия" - читать интересную книгу автора (Нилин Аристарх)

Глава 5

Был второй час ночи. Они лежали на постели, и их дыхание постепенно приходило в норму. Причудливо мелькавшие на потолке тени, вызывали в голове Павла мысли, которые тут же возвращались к тому, что было между ним и Лизой несколько минут назад. Она повернулась на бок и обняла его рукой, закинула ногу на него и прошептала на ухо:

— Мне так хорошо с тобой, а тебе?

— И мне.

— Правда?

— И ты еще сомневаешься?

— Нет конечно, это я так в шутку, — она поцеловала, его, потом еще и еще. Уткнулась лицом в шею.

Его переполняли мысли и чувства, которые он хотел высказать, но не решался, словно боялся испортить, тот волшебный мир счастья, в котором пребывал.

— Скажи мне, что ни будь, — произнесла Лиза.

— Я те бя люб лю, — по слогам произнес он, стараясь растянуть эти волшебные слова во времени.

— Можно еще раз, пожалуйста.

— Я тебя очень люблю.

— Нет, ты скажи это так, как сказал первый раз.

— Первый раз, а как я сказал первый раз? — он понимал, чего она хочет, но ему было приятно, что она просит снова и снова повторить эти слова.

— Ну…, как ты говорил.

— Я те бя очень люб лю, — снова медленно повторил он, и потом добавил, — Нет, лучше так, Я очень люб лю те бя Ли за.

Она рассмеялась и снова его поцеловала. Её волосы расстилались по его груди, и он гладил их, а потом взял прядь и, приложив к губам, вдохнул их запах.

— Лиз, и чего ты во мне нашла? — вдруг спросил он.

— А ты чего нашел в этой очкастой девчонке?

— Ты, очкастая, девчонка? — чуть не задохнулся он от возмущения, — Да ты, ты, — он не знал что сказать, но понял, что слова есть, они готовы сорваться с его уст, просто он боялся их, что она будет смеяться над ним и скажет, что он просто смешной мальчишка, и все же он набрал воздуха и произнес:

— Ты самая красивая, самая лучшая на свете, — он повернулся к ней, и их губы слились в поцелуе. Больше слова не потребовались, они знали, чувствовали, что любят друг друга, и этого было достаточно. Весь мир сосредоточился в этот момент в этом жарком поцелуе, в сплетении тел, рук, губ. Они создавали свой мир, в котором им, возможно, предстояло прожить годы…

—----

— Товарищ майор, можно?

— Заходи. Кстати, ты у нас сколько работаешь?

— Скоро год.

— Вот видишь, год уже скоро будет, а все никак не привыкнешь меня по имени отчеству звать, все майор, да майор.

— Товарищ, майор, ой, простите, Геннадий Степанович…

— Ладно, присаживайся, Павел, дакладай, чего ты там накопал.

— Особо похвастаться нечем, но кое-что есть интересное, — и он, разложив перед собой бумаги, произнес:

— По данным, которые мне удалось получить, есть довольно много аналогичных случаев. Причем в самых разных местах и регионах страны, но преимущественно из центральной части. Вот посмотрите, я на карте изобразил несколько городов, где отмечались исчезновение подростков, в основном пятнадцати, двадцати пяти лет. Видите, Москва, Питер, Новгород, Тверь, Вышний Волочок, Клин. Есть еще несколько городов, но там и возраст другой и обстоятельства исчезновения отличаются.

— Это что же получается, что если это действительно киндепинг, они действуют по оси Москва-Питер?

— Выходит так. Только почему? Может у них где-то база или перевалочный пункт находится на этом отрезке пути.

Майор тяжело вздохнул и произнес:

— Я вот что думаю, Пора видимо нам наверх докладывать, потому как факты хоть и не шибко большие и разрозненные, но и то, что есть, настораживает и даже очень.

— А может немного подождать?

— Может и подождать, только сдается мне, что ты на верный след напал. Ты вот, что материалы мне пока оставь, а сам ступай, у тебя дела еще в производстве есть?

— Да.

— Вот и займись ими, а я доложу, и если что, вызову.

— Понял, разрешите идти?

— Валяй.

Павел вышел и подумал, а может, и правда заберут это дело от них, а заодно и мертвяк с рай отдела скинут. Все одним нераскрытым делом меньше будет. Да и он сможет заняться другими, не столь запутанными делами. Однако спустя три часа, его снова вызвал к себе в кабинет майор.

— Знакомься, капитан Волин с Петровки. Поступило указание, товарищ Лебедев, ты на время переходишь в распоряжение капитана. Так что знакомьтесь и за работу.

— Есть.

Отдав честь, Павел с капитаном вышли из кабинета и направились к нему. Соловьева не было, и они расположились за столом, разложив все собранные по делу документы. Павел подробно рассказал капитану, который попросил его называть просто Артемом, все, что сумел собрать по делу Гладышева.

— Одним словом вот такая картина складывается. Может, мы рано панику подымаем и вообще, все совсем иначе, но факты таковы, как я их вам описал.

— Пожалуй, не зря. Факты вещь упрямая. Стоит над ними поработать. Собирайтесь-ка, поедем к нам на Петровку.

Они вышли из отделения и сев в Жигули, на которых приехал капитан, отправились на Петровку.

—----

Лязг засова, выдача воды, потом снова лязг засова и очкастый приходит брать анализ. Опять лязг и снова вода. Монотонность и ожидание смерти. Хуже не придумаешь.

Николай прикинул, по его подсчетам получалось, что он здесь уже четвертые сутки. В обед принесли и бросили на пол новенького. Паренек, с цифрами на спине и груди тридцать девять, еще не пришел в сознание. Тихо лежал на бетонном полу у стены.

— Интересно, как там мать? Наверное, с ума сходит. Черт, а я как назло обозлился на неё, что денег не дала. Какой же я дурак. Ведь она без меня совсем одна останется. Бабка не в счет, ей уже за семьдесят, а вот мать. И почему я её обидел? Ведь она для меня все старается сделать. И комп новый купила и барахла у меня навалом и видак и телек. Все есть, а я вечно дай, дай. Может она права, горе мы не видели настоящего? Так вот оно, пришло и горе и испытание. Только что толку, если положат на стол и чик, тебя нету. Б…ть, суки, их всех к стенке бы и из автомата… Как же к стенке, это они тебя скорее к стенке, или вон как Олега, руки переломают, чтоб не выеживался. Зря я предложил всем поссать в сапог, а как отвечать, струсил, боли испугался. Жизнь — говно. Суки они все, суки поганые… Так, спокойно, кажется, и я, как тезка начинаю с катушек сходить. Погодьте, не рановато ли? Вздремну, пожалуй. Голова болит все сильнее, и жутко жрать охота. Сейчас бы черного хлеба с маслом и ветчиной и соленой огу… Заткнись падла, про жратву скажешь, заставлю палец собственный грызть, чтоб не повадно было думать о еде. Всё, главное не раскисать. Надо заснуть и хоть на время забыть этот кошмарный сон…

После очередной пробы на анализ крови, очкастый удалился, а новенький стал приходить в себя. Николай смотрел на него и думал:

— Наверно я тоже вот так себя чувствовал и вел, как и этот. Надо пойти помочь ему, поддержать, — он приподнялся и направился в его сторону. Вслед за ним подтянулись остальные.

— Где я? — подростки смотрели на него и понимали, что ответ у всех один. Виктор положил руку парню на плечо и, стараясь как можно спокойнее, произнес:

— В хреновую историю ты вляпался, как и все мы. Ты только не паникуй сразу и не ори, а то враз с катушек слетишь. Вон, видишь Николая, тот психанул раньше времени и п…ц, ботвой стал, словно дерма какого объелся.

— Ребята, где я?

— На органы нас взяли, — мрачно произнес Николай, — только не ори, а то мы все здесь и так на грани срыва, и уже который день. Если удастся выбраться, то хотя бы сейчас себя поберечь, чем потом всю жизнь нервы не лечить.

— Да верно, ты главное соберись и не особо мамкиной сиськи проси, — добавил Виктор.

— Я ничего не понимаю, объясните толком, что происходит?

Виктор стал объяснять картину происходящего и порядок жизни обитателей подземелья.

— Такие вот дела, тебя, кстати, как зовут?

— Петр.

— А сам, откуда будешь?

— Из Москвы.

— Я тоже из Москвы, — ответил Николай и, представившись, протянул парню руку. Остальные последовали его примеру, стали здороваться и называть свои имена. Снова лязгнул засов. В открытую дверь вошли охранники. Один из них покрутил головой, видимо ища кого-то. Его взгляд остановился на Николае, который сидел, скрючившись в дальнем углу и словно, предчувствуя, что это за ним, упал навзничь на пол и стал биться головой и выкрикивать что-то нечленораздельное. Двое подошли к нему и так же, как до этого поступили с Ингой, взяли за руки и за ноги. Он брыкался и корчился изо всех сил. Тогда, тот, что нес его за ноги, отпустил, и несколько раз ударил ногой

— Эй, ты того, полегче. Еще отобьешь ему чего, а потом отвечать, — произнес другой охранник.

— Не боись, мясо всегда, прежде чем жарить, слегка отбивают, чтоб мягче было, — и засмеялся.

— Так то мясо, а у этого наоборот, шкурка не важна, зато внутренности на вес золота, — и снова последовал смех.

Николай затих, его подхватили и понесли к двери. Очкастого не было с ними, видимо он готовился к операции, хотя это было лишь предположение, которое пронеслось в голове у Николая. Он смотрел, как его тезку несут, и подумал:

— Завтра и меня вот так же могут забрать. Впрочем нет, очкастый сказал, что организм должен очиститься, а ребята говорят, что в среднем две недели проходит, прежде чем их начинают уводить отсюда. Значит, в запасе еще дней десять, а может и больше. Может больше, а может меньше. Да не все ли равно сколько, если рано или поздно зарежут. Нет, надо как-то отсюда выбираться. Только как? Может подговорить ребят и попытаться наброситься всем сразу на охранников и бежать? Ерунда. Если бы один был, можно было бы справится, а с четырьмя, да еще очкастым, вряд ли. К тому же Олег считай не боец. Кстати, как он там?

Николай поднялся и подсел к Олегу.

— Ты как?

— Хреново. Рука болит и, по-моему, опухла.

— Дай посмотрю.

Он чуть двинул рукой и скривился от боли. Рука действительно опухла, и было видно, как сломанная кость уперлась в кожу, образуя выступ. Николая передернуло, словно он на себе ощутил боль в руке.

Может её перевязать?

— Не знаю, да и не чем.

Подошедшая Ира неожиданно протянула туфель и длинный, невесть откуда взявшийся кусок ткани.

— Вот, давай приложим. Подошва жесткая, к ней привяжем руку, меньше болеть будет при движении.

— Олег с удивлением посмотрел на Иру и спросил:

— А ты откуда знаешь?

— У нас в школе занятия были по оказанию первой медицинской помощи при переломах. Просто там доску использовали, так ведь где её здесь возьмешь.

— А бинт откуда? — спросил Николай.

— Да я комбинашку на ленту разорвала, вот и все.

— Ты прямо как эти, которые в тюрьмах побег готовят и из простыни веревку вяжут, — попытался пошутить Олег, но от боли, тотчас скривился.

Николай с Ирой помогли привязать руку к туфельке.

— Ну, как? — спросила Ира.

— Вроде чуть легче.

— Вправить бы конечно надо, но я не врач, ты уж извини.

— Ладно, если что очкастого попрошу, — снова попытался отшутиться Олег.

— Слушай я его тоже очкастым прозвал.

— А я носатый, — произнесла Ира.

— Садист он, очкасто-носатый, — произнес Виктор, подходя к ребятам.

— Врезать бы ему, перед тем как он резать меня будет, да вот теперь, вряд ли смогу, — произнес Олег, показывая на перевязанную руку.

— Ничего, не ты, так я, обязательно врежу, за тебя, за себя и за всех, кто до нас здесь был, — уверенно произнес Виктор.

—----

— Данные подтвердились, товарищ полковник, — произнес Волин, — материалы, собранные лейтенантом Лебедевым, дают основание считать, что предположение о существовании законспирированной клиники по трансплантации человеческих органов, достаточно обоснованны.

Круглов посмотрел на капитана и, потеребив рукой подбородок, ответил:

— Это хорошо, что предположения переходят из одного разряда в другой. Только где искать? Москва-Питер, как кто-то из классиков, помнится, говорил, дистанция огромного размера. Может она у нас под носом, в соседнем переулке, а может в Питере, или еще где. Сейчас возможности такие, что при наличии денег, что хочешь и где хочешь, можно организовать, а уж тем более небольшую клинику. Вон, слышал, наверное, на днях накрыли производство контрафактной продукции. Наши ахнули, когда увидели. На несколько миллионов долларов самого современного оборудования. А в принципе, ничего сверхъестественного в этом нет. Привезли, установили, наладили и вперед, так сказать печатай деньги. И, между прочим, работали почти три года. Тоже самое и в данном случае. Согласен со мной?

— Согласен, товарищ полковник.

— Еще бы, не был согласен. Доводов-то для возражения нет. Вот если бы хоть какая ниточка была, сигнал какой от тех же газетчиков что ли. Они когда надо такие факты достают. Диву даешься, откуда. А тут? Полная тишина, Хоть строчка про это. Ничего. Кстати, а морги ты запрашивал, может быть, какие трупы находили, и вскрытие показало отсутствие того или иного органа?

— Ничего, полная тишина.

— Неужели они их закапывают?

— Вполне возможно, хотя, есть и другие варианты.

— Другие, это какие же?

— Полная утилизация посредством электропереработки, типа мясорубки.

— Ну, это ты каких-то фильмов ужасов насмотрелся. Сказанул тоже, электромясорубка.

— Вы же сами сказали, времена такие, что за деньги можно что угодно купить. Для сокрытия следов преступления, самый эффективный метод.

— Ладно. Я тебе вот что скажу. Лейтенанта ты взял из райотдела, вот и работайте в этом направлении. Копайте землю носом, но ищите и главное, чтоб никакого трезвона по делу не было. Понятно?

— Так точно.

— Все, свободен.

— Есть, — Волин повернулся и вышел из кабинета.

Павел сиротливо стоял в ожидании, когда Волин выйдет из кабинета полковника. Наконец, он показался, что-то на ходу говоря секретарю.

— Ну что? — спросил он, когда капитан поравнялся с ним.

— Как выразился полковник, надо рыть землю носом.

— Хорошо сказано, только где?

— А это как Хазанов говорит: «Вопрос конечно интересный».

— Вот и я о том же.

— Короче, пошли ко мне посидим, помозгуем, в каком направлении работать будем. Заодно познакомлю с тем, что у нас есть по этому делу. Немного, но все же кое-что имеется.

Они пошли по коридору, затем спустились на один этаж и оказались в кабинете Волина.

— Располагайся, кто знает, сколько нам здесь предстоит вместе работать, потому, вот тебе стакан для чая, ложка, вилка, короче вот тут все, на случай, если придется сидеть допоздна.

— Понятно, знакомая песня.

— Представь себе, мы тут тоже и по ночам порой работаем, — и они, устроившись за столом, стали рассматривать документы, которые достал из сейфа капитан.

— Как видишь не густо.

— Не то слово. И зацепится особо не за что. И где они окапались, черт их знает.

— Черт может и знает, а вот мы нет, а надо бы найти.

— Это верно

.

—----

Николай сидел возле двери, должны были вот-вот принести воду. Пить хотелось как никогда. Он то и дело посматривал на дверь, прислушиваясь, не идет ли кто по коридору. Послышались шаги. Николай, не понимая почему, напрягся. В этот момент дверь приоткрылась, и охранник просунул поднос с водой. Николай повернул голову и увидел, как охранник наклонился, чтобы поставить поднос на пол и ногой продвинуть его в сторону камеры. Он всегда так делал, оттого поднос вызывал этот противный скрежет. Их глаза встретились и в туже секунду свет в камере и коридоре, где стоял охранник, моргнул и погас. Наступила полная темнота и охранник, не понимая, что происходит, крикнул:

— Какого х…я свет вырубили?

Николай скорее инстинктивно, нежели чем, руководствуясь заранее принятым решением, коснулся рукой стены, поднялся и, размахнувшись, словно футболист, бьющий одиннадцатиметровый, ударил ногой. Раздавшийся за этим звук ясно дал понять, что он не промахнулся, а попал ногой прямо в лицо охранника. Тот упал на пол, и Николай, успев крикнуть:

— Ребята, бежим, я вырубил охранника, — толкнул дверь и бросился, не зная куда, в темноту коридора.

Пробежав несколько метров, он чуть не упал, споткнувшись о ступени. Согнувшись, он руками нащупал их и чуть ли не на четвереньках, стал быстро подниматься наверх. Поворот, еще четыре ступеньки, снова поворот и перед ним приоткрытая дверь, еле различимая в полутемном помещении. Послышались голоса.

— Какой идиот свет выключил везде?

— Не знаю. Наверно УЗО сработало или общий рубильник.

— Так давай включай его скорее, чем болтать, — судя по голосу, он принадлежал очкастому.

Николай стоял возле двери, прижавшись к стене. Он не знал, что делать дальше и куда бежать. Крикнуть ребятам он побоялся. Тогда он сразу бы выдал свое присутствие. В темноте вырисовывались контуры окон, на которых толи висели плотные шторы, то ли на дворе была ночь. Он быстро прошмыгнул вдоль стены и заметил, что из одного окна чуть больше света, чем из остальных. Он ринулся к нему и оказался прав. Окно было приоткрыто. Не раздумывая, какой это этаж, он выпрыгнул из окна.

Падение было не совсем удачным. Он больно ударился рукой обо что-то твердое, но сейчас это было не самое важное. Главное, что выбрался из дома. Теперь надо было бежать, неважно куда, главное подальше и как можно быстрее. Он так и сделал. Темнота мешала сориентироваться, и лишь дальний фонарь за забором, указывал ему направление, куда бежать. Ворота и калитка были метрах в тридцати от дома. Он рванулся туда, даже не думая, есть ли там замок. Уже подбежав к калитке, он услышал позади себя голоса:

— Уйдет гад, держи его.

— Только не стреляйте, переполошите весь поселок. Умоляю, только тихо.

— Так ведь уйдет?

— За ним, быстрее.

— Я ни черта не вижу, где он.

— Да вон же он, у калитки, я вижу чей-то силуэт.

— Стой гад, стрелять буду.

— Да заткнись ты, б…ть.

Николай дернул задвижку и, толкнув ногой калитку, выскочил на улицу.

— Вот она, свобода, — подумал он, — Умру, но не дамся, гадам, — и со всей прыти бросился бежать к противоположному забору.

Он пробежал совсем немного и увидел, что забор закончился, дальше начинается забор следующего участка, а между ними узкий проход. Не раздумывая, он шмыгнул в него, хотя понимал, что это мог быть тупик. Он пробежал между двумя заборами метров сто, наткнулся на заброшенный колодец и ветхую калитку. Позади он услышал, шаги бегущих за ним охранников. Он буквально грудью навалился на калитку, и та грохнулась вместе с ним на землю. Поднявшись, он снова побежал, утопая ногами в какой-то грязи. Разглядеть, что-либо было практически невозможно. Темень была жуткая. Заросли крапивы обжигали руки и лицо, но ему было наплевать, он бежал и бежал. Вскоре показался контур сарая. Он забежал за него и, облокотившись, грохнулся в открытую дверь прямо внутрь сарая. Осторожно прикрыв дверь, задвинул щеколду и затаился. Через несколько минут послышались шаги бегущих.

— Куда бежать-то?

— А х…й его знает. Нет, подумай, этот сучок умудрился с…ся. Если найду, я его сразу в расход пущу и баста, — он снова грубо выругался.

Они стояли буквально в нескольких метрах от сарая и переговаривались.

— Так, ты давай туда, если он рванул огородами, выскочит на дорогу, там светло, мы его сразу застукаем. А я на перерез, Женька с Мишкой в любом случае перед станцией перехватят.

— Ты так думаешь?

— Интересно, а как он еще отсюда выберется, только по железке. Ничего, возьмем гаденыша, обязательно возьмем, — и они разбежались в разные стороны, а топот ног растворился в ночи.

Только сейчас Николай понял, что все это время, пока они переговаривались, он не дышал. В груди стало жечь, и он набрал воздуха полной грудью. На ощупь он прошел вдоль стены и затем остановился.

— Нет, так нельзя, вдруг они вернутся и решат проверить, не забежал ли я в сарай. Если он будет закрыт изнутри мне хана, — он вернулся и осторожно отодвинул щеколду. Затем снова прошел вглубь и, пытаясь рассмотреть хоть что-то, уперся рукой о лестницу. Осторожно ступая, он поднялся по ней и оказался на сеновале. Пытаясь ступать как можно тише, прошел в дальний угол и, завалившись, накрыл себя соломой сверху.

Усталость дала знать. Он закрыл глаза и почти мгновенно уснул.

Было наверное очень рано, когда он открыл глаза, потому что сквозь дыры в стене пробивался тусклый свет нарождающегося дня. Николай увидел, что рядом с ним треугольное оконце. Подобравшись к нему, он выглянул. Рассмотреть особо ничего не удалось. Он смог только понять, что место, по которому он бежал, было сплошь покрыто грязью и росшей вдоль покосившегося забора из ржавой сетки, крапивой. Он снова лег, размышляя, что делать дальше.

— Если попытаться уйти сейчас, то запросто можно нарваться на них, тем более, что я совершенно не знаю где я и куда идти. С другой стороны, здесь тоже не безопасно оставаться. Вдруг явится хозяин, подымет панику, дескать, бомж или вор, они тут же меня накроют. Что же делать?

Пока он размышлял, послышался неясный шум. Николай вначале испугался, но вскоре понял, что пошел дождь и по мере того, как он усиливался, шум падающего на крышу дождя, становился все сильнее. Струи дождя молотили по крыше с такой силой, что казалось, она проломится под натиском воды. Николай снова подполз к окну и осторожно заглянул в него. Ливень буквально в одночасье превратил и без того слякотную тропу, по которой он бежал ночью, в непроходимую топь. Вода бурным потоком сливалась с крыши вниз, образуя запруду.

— Надо отсидеться, — подумал Николай, — в такую погоду сюда вряд ли кто явится, а вот у станции, они меня точно искать будут. Он свернулся калачиком и попытался уснуть. Хотелось есть, но больше всего пить. Он попытался было встать и набрать дождевой воды, но решил, что рисковать не стоит.

— Вытерплю, чего бы ни стоило, лучше так, чем снова попасться в их лапы.

Он накрыл себя соломой, и невольно стал размышлять о том, что произошло с ним за эти дни, о матери, о ребятах, которые остались в подвале, и вскоре незаметно заснул.

Он не знал, сколько проспал. Открыв глаза, почувствовал, что губы окончательно пересохли, и пить хотелось так сильно, что он готов был на все, ради глотка воды. Судя по тому, что в окне было темно, он проспал весь день. Двинулся в сторону окна и понял, как ослаб. Ноги были словно ватные. Он сделал над собой усилие и в этот момент услышал мерный звук, где-то рядом капала вода. Он буквально чутьем определил куда ползти и вскоре увидел в полутьме сарая, как из щели стекает каплями живительная влага. Николай подставил ладони и стал собирать воду. Немного влаги и он приник к ней губами. Снова и снова собирал мутную жидкость, пока не почувствовал, что напился. Упав на солому, он смотрел на обрешетку потолка, и думал, что когда доберется до дома, залезет в ванну, и забудет обо всем что с ним произошло. Потом сядет за стол и начнет есть, долго и много, а мать будет сидеть рядом и счастливыми глазами смотреть на него, гладить руку и говорить:

— Да ты не торопись, у меня еще целая сковородка картошки и мяса, пироги твои любимые с капустой, торт и конфеты…

Он лежал, улыбался и думал, что жизнь, которую у него хотели отнять, как соломинка на ветру, такая хрупкая, стоит дунуть и унесет её ветер и бросит на дорогу, где её переедет первая встречная машина и даже не заметит, что одной жизнью стало меньше на белом свете. Николай неожиданно почувствовал, как слезы хлынули из его глаз, и он, вытирая их грязными руками и размазывая по лицу, приговаривал:

— Мам, я вернусь, честное слово вернусь, ты только верь, что я еще жив…