"Анатолий Горло. Счастливый конец света " - читать интересную книгу автора

и унесло куда-то! Пронзительно-отчетливо помню, что это было
тихо-восторженное ощущение отсутствия телесной субстанции, будто я и Нда не
просто слились в поцелуе, а легко и радостно растворились друг в друге и еще
в чем-то, чему нет начала и конца и нет иного определения как - безграничное
блаженство...
"Готово! Благодарю вас!" - крикнул режиссер и первый захлопал в ладоши.
За ним последовали остальные. А я еще долго хлопал глазами, не соображая,
что происходит вокруг, а главное - внутри меня...
И лишь когда я увидел, как режиссер - а это был рыжий Скроб - поймал
спрыгнувшую с прозрачного подиума Иду и поцеловал ее тут же на глазах у
всех, комически копируя мои движения, а она - она вела себя совершенно так
же. как и со мной, и все весело смеялись, и она громче всех, я несколько
пришел в себя, во всяком случае до моего сознания дошло, что все они и она,
и она! - смеются не надо мной, а над тем, над чем смеяться нельзя...
В тот день я впервые переступил порог подпитейного заведения и вскоре
стал его завсегдатаем. Мне хотелось забыться, и лошадиные порции трифаносомы
в сочетании с лошадиными ласками угрюмых периферисток или с
изнуряюще-механической изощренностью стимулаток в какой-то степени
способствовали этому.
Для подобного времяпровождения нужны были средства, и я стал
подрабатывать, не гнушаясь ничем, даже... нет, об этом помолчим, титул
Победоносного к чему-то обязывает. Я запустил занятия, лишь ручной труд на
уроках по табуларазологии давал мне удовлетворение, помогал не думать.
Последовал закономерный провал на тестодроме, и двери Ордена захлопнулись
перед моим уже начинающим краснеть носом. Должность рассыльного не
обеспечивала мне прожиточного, то бишь пропиточного минимума. И я охотно
брался за шабашки, как называл их Допотопо, не подозревая, что его верный
ученик будет тратить полученные за них деньги по прямому назначению - на
устроительство шабашей...
Но, бывало, в разгар какой-нибудь мерзопакостной оргии, среди
верещанья, сопенья и хлюпанья, пещерных рыков, утробного уханья и
вожделенных стонов, погружаясь на дно какого-либо очередного "эротизианского
колодца", я вдруг снова оказывался в зените, с Ндой на руках, и мои губы
опять искали ее губы, и я выскальзывал из своего тела, как змея из
прошлогодней чешуи...
Тем более тягостным было пробуждение внутри смердящего клубка
переплетенных тел: намертво зажатый среди чьих-то потных сальных желез,
липких пещеристых тканеобразований и острых мосластых сочленений, я
равнодушно ждал, что каждый последующий вдох может оказаться последним.
Однако прав был Допотопо, назвав мое сердце глубоководным насосом, я бы
пошел дальше: в ту бездумную - и безумную - пору я весь был не более как
насос для перекачки дерьма из одной выгребной ямы в другую...
И вот, как обухом по голове - Нда летит со мной! Забыты все обиды,
унижения, падения, пытки, усталость, я почувствовал, как некая могучая сила
вновь наполняет все мои! "клетки, взывая к действию, к подвигам.

16

И я совершил подвиг: до рассвета собрал второй корабль! Более того, под
покровом ночи мне удалось, -спасибо перанумитам! - поменять на нем часть