"Владимир Городов. Круг Девятирога " - читать интересную книгу автора

"как близнецы", но очень и очень. Прежде всего, своей "половинчатостью".
Увидевший такого в правый профиль, ни за что бы не узнал его слева. Своей
правой стороной каждый напоминал мне волхва, каким я его увидел в красиво
иллюстрированной книжке Пушкина "Сказ о Вещем Олеге": длинная грива седых
волос, такие же усы и борода, густая нависшая бровь, тяжёлая на вид синяя
хламида, опоясанная чёрным поясом с шитыми серебром рунами. Слева же старцы
больше напоминали буддийских монахов: гладко выбритое полуголовие, красное
одеяние, белый пояс с золотыми рунами. Человек казался слепленным из двух
половинок, каждая из которых по отдельности смотрелась внушительно. Но
соединённые вместе... Это вызывало какую-то оторопь.
Увидев, что я пришёл в себя, старцы разомкнули руки, опустили посохи,
разошлись и расселись по одному возле каждого рога. Я слез с этого то ли
алтаря, то ли жертвенника и огляделся. Вид урочища изменился. Исчез светоч в
центре поляны, но темноту рассеивал лунный свет настолько яркий, что делал
почти невидимыми мерцающие огоньки девяти светильников. Капище кольцом
окружала плотная молчаливая толпа людей, облачённых в такие же, как и у
старцев, хламиды, но одноцветные: те, что стояли справа от меня, - в синих,
а те, что слева - в красных.
- Я хочу помыться, - сказал я громко. Этого мне сейчас хотелось больше
всего на свете: казалось, ещё немного, и меня стошнит от вони, исходящей от
доставшегося мне тела. В ответ никто не произнёс ни звука. Да ну и пусть. Не
хотят разговаривать - не надо, а помыться я всё равно должен обязательно.
Я подошёл к куче дурно пахнущего тряпья, в котором признал свое рубище.
Брезгливо порывшись в нём, нашёл то, что искал: кривой нож с костяной
рукояткой.
Невдалеке под горой, как я помнил, был ручей. К нему-то я и направился.
Найдя в его неглубоком русле небольшой омуток, я, ухнув, плюхнулся в него.
Горная вода обожгла холодом: как будто врезался телом в паутину из тонкой
стальной проволоки. И это принесло необычайное облегчение. Сорвав пучок
какой-то травы, я стал ожесточенно, до боли, тереться им как мочалкой:
казалось, что вместе с грязью я стираю сукровичные корки чужих грехов.
В ночной тишине послышались шаги. На тропинке появился старик, похожий
на сидящих на поляне, но без шокировавшей меня "половинчатости". Этот
полностью напоминал волхва: и балахон был одноцветный, коричневый, и
полуобритости не присутствовало. Даже вместо пояса с рунами имела место
обычная витая верёвочка. Он оглядел меня сочувственно-понимающим взглядом и
протянул пузатую бутыль.
- Пениво, - ответил он на мой вопросительный взгляд, после чего
добавил. - Мое имя Асий.
"Мыло!- догадался я и не преминул про себя же ехидно добавить. -
Шампунь "Ваш энд гоу" - "Иди умойся"! Идеальное средство от перхоти!"
Впрочем, от перхоти я знал средство и получше. Взятым с собой ножом
(чрезвычайно, кстати, острым - хоть за этим чертов Посланник следил!) я
сбрил противный пух с головы, срезал страшные загибающиеся ногти. Хорошо,
что ночь была теплая. За несколько минут в холодном ручье я продрог до самых
костей (а до них при этом телосложении-теловычитании совсем близко). Пениво
оказалось замечательным средством, и вскоре я хрустел, как малосольный
огурчик. Возвращаясь обратно, я чувствовал себя уже довольно сносно, если не
считать озноба после купания и того, что до колотья в боку запыхался на
совсем небольшом подъеме.