"Натаниэль Готорн. Великий карбункул" - читать интересную книгу автора

был не в состоянии удержаться на той высоте, на какую вознес его восторг
первой любви. Он пал так низко, что разрешил себе черными подозрениями
осквернить чистоту образа Беатриче. Не в силах отказаться от Беатриче, он
стал не доверять ей! И вот он решил произвести опыт, который раз и навсегда
смог бы дать ему доказательства того, что эти ужасные свойства существовали
в ее природе, а следовательно, - и в ее душе, поскольку нельзя было
предположить, что одно не связано с другим. Зрение могло обмануть его на
большом расстоянии в случае с ящерицей, насекомым и букетом. Но если бы ему
удалось, стоя рядом с Беатриче, заметить, что хотя бы один свежий и здоровый
цветок увянет внезапно в ее руках, для сомнений не оставалось бы больше
места. С этими мыслями он бросился в цветочную лавку и купил букет цветов,
на лепестках которых еще дрожали алмазные капельки росы.
Наступил час его обычных свиданий с Беатриче. Прежде чем спуститься в
сад, он не удержался, чтобы не взглянуть на себя в зеркало. Тщеславие,
вполне естественное в красивом молодом человеке, проявленное в такой
критический момент, невольно свидетельствовало о некоторой черствости сердца
и непостоянстве натуры. Увидев себя в зеркале, он нашел, что никогда еще
черты лица его не казались столь привлекательными, глаза не сверкали
подобным блеском, а щеки не были окрашены так ярко.
"По крайней мере, - подумал он, - ее яд еще не успел проникнуть в меня.
Я не похож на цветок, который вянет от ее прикосновения".
Он машинально взглянул на букет, который все это время держал в руках.
Дрожь неизъяснимого ужаса пронзила все его существо, когда он увидел, что
цветы, еще недавно свежие и яркие, блестевшие капельками росы, сникли и
стали увядать, как будто сорванные накануне. Бледный как мел, он застыл
перед зеркалом, с ужасом уставясь на свое изображение, как если бы перед ним
предстало чудовище. Вспомнив слова Бальони о странном аромате, наполнявшем
комнату, который не мог быть не чем иным, как его собственным ядовитым
дыханием, Джованни содрогнулся - содрогнулся от ужаса перед самим собою.
Очнувшись от оцепенения, он увидел паука, усердно ткавшего свою паутину,
затянувшую весь угол древнего карниза. Трудолюбивый ткач энергично и
деловито сновал взад и вперед по искусно переплетенным нитям. Джованни
приблизился к насекомому и, набрав побольше воздуха, выдохнул его на паука.
Тот внезапно прекратил свою работу. Тонкие нити задрожали, сотрясаемые
судорогами крохотного тельца. Джованни вторично дохнул на него, послав более
сильную струю воздуха, на этот раз отравленного и ядом его сердца. Он сам не
знал, какие чувства бушуют в нем - злоба или только отчаяние. Паук судорожно
дернул лапками и повис мертвым в собственной паутине.
- Проклят! Проклят! - со стоном вырвалось у Джованни. - Неужели ты уже
сделался так ядовит, что твое дыхание смертельно даже для этого ядовитого
существа?
В это мгновение из сада послышался мелодичный голос, полный нежности:
- Джованни, Джованни! Час нашей встречи наступил, а ты медлишь!
Спустись вниз - я жду тебя.
- Да, - произнес вполголоса Джованни, - она единственное существо,
которое мое дыхание неспособно убить. Хотел бы я, чтобы это было иначе.
Он поспешил вниз и спустя мгновение смотрел уже в ясные и любящие глаза
Беатриче. Еще минуту назад его гнев и отчаяние были так велики, что,
казалось, он не желал ничего другого, кроме возможности умертвить ее одним
своим взглядом. Но в ее присутствии он поддавался влияниям слишком сильным,