"Иеремия Готтхельф. Черный паук " - читать интересную книгу автора

человек - выйти работать, к такому-то и такому-то времени должен быть
положен последний кирпич или вбит последний гвоздь. При этом рыцарь не знал
ни милосердия к бедным людям, ни их нужд. Он подгонял их, как язычник,
только ударами и руганью, и если кто-нибудь валился с ног от усталости,
медленнее шевелился или просто собирался передохнуть, за его спиной тут же
вырастал управляющий с плетью, и пощады от него не знали ни старые, ни
слабые. Если эти дикие рыцари были у себя, наверху, то они радовались, слыша
щелканье плетей. Кроме того, любили они устраивать работникам различные
каверзы: произвольно увеличивали барщину работникам, а потом злорадствовали
по поводу страха и горького пота крестьян.
И вот наконец замок со стенами в пять локтей толщиной был готов, и
никто не знал, для чего он строился там, наверху, но крестьяне были рады уже
тому, что он был построен, если уж так было угодно, и что уже вбит последний
гвоздь и положен последний кирпич.
Они вытерли пот со лбов, с тяжелым сердцем возвратились к своим
хозяйствам и увидели, в каком запустении те находятся из-за проклятого
строительства. Однако долгое лето было у них еще впереди, а Бог - над ними,
поэтому они собрались с духом, приналегли на плуги и утешили переживших
голодные времена жен и детей, которым работа казалась новой пыткой.
Но едва успели они провести первую борозду в поле, как пришла весть,
что все крепостные крестьяне обязаны явиться к определенному времени в
Сумисвальдский замок. Они жили страхом и надеждами. Хоть они и не видели
ничего от нынешних обитателей замка, кроме подозрений и жестокости, но им
казалось, что господа должны по справедливости отблагодарить их за такую
неслыханную барщину, и, поскольку им так казалось, они считали, что и
господа думают так же и отблагодарят их подарками или освобождением от
каких-нибудь налогов.
В назначенный вечер пришли они заранее, с тревогой на душе, однако им
пришлось долго ждать во дворе замка, выслушивая насмешки слуг. Слуги также
были в стане язычников. В то время было, верно, так же, как и сейчас, когда
каждый гроша не стоящий господский лакеишка считал себя вправе презирать
коренных крестьян и издеваться над ними.
Наконец-то они были впущены в рыцарский зал: перед ними открылась
тяжелая дверь, внутри вокруг массивного дубового стола сидели рыцари в
коричнево-черных одеждах, у их ног - свирепые псы, а выше всех сидел фон
Штоффельн - сильный, устрашающего вида мужчина, с головой в половину
бернской меры, с бородой, похожей на гриву старого льва, и с широко
расставленными, как колеса плуга, глазами. Никто не решался войти первым,
все подталкивали вперед друг друга. Тут рыцари захохотали, так что вино
брызнуло из кубков и дико рванулись вперед псы.
У крестьян же было невесело на душе, и они думали лишь о том, чтобы
поскорее убраться отсюда по домам, и каждый старался спрятаться за спину
другого. Когда, наконец, рыцари и псы замолчали, заговорил фон Штоффельн.
Голос его доносился словно из тысячелетнего дуба:
- Мой замок готов, но это еще не все: скоро наступит лето, а над ним
нет тени. В течение одного месяца вы должны ее сюда перенести: вы выроете
сотню взрослых буков в Мюнеберге вместе с корнями и посадите их на
Бэрхагене, и если я не досчитаюсь хоть одного бука, то вы заплатите мне за
это кровью и всем своим добром. Там, внизу, стоит выпивка и закуска, но уже
завтра первый бук должен стоять на Бэрхагене.