"Иеремия Готтхельф. Черный паук " - читать интересную книгу автора

родители и кумовья по старому доброму обычаю еще должны были дослушать
проповедь. Девушка, вероятно, тоже не пожалела сил и времени, чтобы
выглядеть красивой. Просидев за этим занятием, она опоздала и теперь хотела
отнять ребенка у крестной, но та не согласилась, как ее ни уговаривали. Это
была слишком удобная возможность показать красивому молодому крестному,
какие у нее сильные и выносливые руки. Сильные руки у женщины настоящему
крестьянину больше нравятся, чем нежные, - эти жалкие прутики, с которыми
может сделать все, что угодно, любой проказник, если он по-настоящему этого
захочет. Сильные материнские руки стали спасением для многих детей, у
которых умер отец и матерям которых приходилось самим и пороть их, и
вывозить на себе телегу домашнего хозяйства отовсюду, куда бы она ни
закатилась.
Но вдруг словно кто-то потянул сильную крестную за косу или ударил по
голове, - она отстранилась от ребенка, передала его девушке, остановилась,
сделав вид, будто поправляет подвязку для чулок. Вскоре она догнала
остальных, присоединилась к мужчинам, вмешавшись в их разговор, перебивая
дедушку и стараясь то так, то этак отвлечь его от того, что он говорил. Тот,
однако, как это нередко бывает у старых людей, продолжал спокойно говорить о
своем. Тогда она обратилась к отцу ребенка и попыталась склонить его к
беседе, однако тот отвечал односложно, и разговор все время обрывался.
Возможно, он был погружен в свои мысли, как случается с каждым отцом, чьего
ребенка, - в особенности первого, - несут крестить.
Чем ближе они подходили к церкви, тем больше людей присоединялось к
ним: одни уже на дороге ожидали их с псалтырями в руках, другие спускались с
узких горных тропинок и, образуя настоящую процессию, входили в деревню.
Почти к самой церкви примыкал трактир (эти заведения всегда были как-то
связаны друг с другом и делили все радости и горе пополам). Там сделали
остановку, перепеленали ребенка, и муж роженицы, несмотря на уговоры не
делать этого, заказал еды. Ему говорили, что это ни к чему, поскольку все
только что наелись и не в силах ни есть, ни пить. Тем не менее, когда подали
вино, пили все, а больше всех - та девушка; она, верно, думала, что должна
пить вино, если ей предлагают, а такое случается не так часто. Только
крестная и в рот брать не стала, несмотря ни на какие уговоры, которым,
казалось, не будет конца, пока хозяйка не сказала, что незачем ее
принуждать, что девушка и без того уже сидит бледная и что ей больше
пригодились бы капли Гофмана,[2] чем вино. Но капель крестная тоже не хотела
и лишь с трудом выпила стакан простой воды, однако, в конце концов, ей
капнули несколько капель из флакончика на носовой платок. Крестную мучил
жуткий страх, но она старалась не выдать себя. Ей никто ведь не сказал,
каким именем нарекут ребенка, а крестная, как это принято, должна шепнуть
это имя на ухо священнику в момент передачи ему ребенка, так как тот легко
мог перепутать записанное имя, когда приходилось крестить сразу нескольких
детей.
Торопясь уладить многие необходимые в таких случаях дела и боясь
опоздать, ей забыли сообщить имя ребенка, а спрашивать о нем ей
строго-настрого запретила сестра отца кума, если она не хочет причинить
ребенку вред: ведь если крестная мать спросит имя ребенка, он на всю жизнь
останется любопытным.
Так что она не знала имени и не могла о нем спросить, и, если пастор
вдруг забудет его и громко и прилюдно спросит о нем или же по ошибке наречет