"Александр Говоров. Санктпетербургские кунсткамеры, или Семь светлых ночей 1726 года (Исторический роман) " - читать интересную книгу автора

Но придворный осел ("Дер эзель глюпый!" - расстраивался Шумахер)
случайно, а может быть и намеренно, направил кортеж с вновь обретенными
знатными гостями не сюда, а в тот дом, в те Кикины палаты, которые были
строены в три этажа и находились возле царской смолокурни. А размещались
там и Академия, и Кунсткамера, и библиотека, и все прочее хлопотное
хозяйство господина Шумахера.
И дом тот Кикина, хоть и большой, но был забит до отказа и книгами, и
коллекциями, и раритетами, и монстрами, и махинами, и даже там профессора
иные проживали. И уже строилось новое здание на Васильевском острове ради
изничтожения тесноты, которая мешает приращению науки российской.
А тут, представьте себе, в самую что ни на есть полночь врываются в
академические те хоромы драгуны личного князя Меншикова ингерманландского
полка, коим было вменено сопровождать знатных новоприбывших. Усатые,
грубые, надменные, они вышвыривают вон всю академическую утварь, даже самую
субтильную из гнутого стекла. Иных академикусов, взирая на их почтенность,
под руки из покоев выводят, других удаляют просто за шиворот...
- Шерт побери! - Шумахер париком ударил по подоконнику, подняв тучу
пыли. Что делать теперь? Мчаться ли в загородную резиденцию, в Стрельну, к
императрице или побежать по министрам? Стукнула дверь, и появился служи
гель, прерывая кипение кураторского гнева.
- К вам господин штудент Милеров. Давеча изволили его срочно
требовать.
Шумахер замахал было париком - ах, это было вчера, а сегодня иные
страсти затмили давешние. Но студент уже входил бочком, посверкивая
стеклами в дешевой медной оправе.
Господин куратор оглядел его с сомнением крайне непрезентабелен был
гот студент, тощий, обсыпан перхотью, башмаки разбитые, один с пряжкой,
другой - без.
По случаю крайней занятости президента Академии господина
Блументроста, который был придворным лекарем, а следовательно, должен был
денно и нощно пребывать возле пестуемых им особ, на Ивана Даниловича
Шумахера было возложено еще негласно руководство всеми членами Академии, от
самого достопочтенного из профессоров до нижайшего из служителей.
Так что хочешь не хочешь, а вошедшим Милеровым займись.
Шумахер вынул из ящика стола пухлую книжицу в переплете из
крокодиловой кожи.
- Узнаете, сударь?
- О, - жалобно сказал Миллер, - дас ист майн нотицбух, моя записная
книжка!
- И где вы изволили оную утратить? Миллер заговорил нечто
невразумительное:
- Увы... Три дня... Худая пища...
- А помните ли вы, что писали в той книжице? Миллер окончательно
притих, протирал очки краем галстука. Шумахер сунул ему книжицу, открыв на
определенной странице.
- Читайте вслух.
Студент медлил, держа свою книжицу, словно ядовитого змея. И тогда
Шумахер вынужден был топнуть.
- Читайте, черт побери!
Миллер надел очки и принялся читать загробным голосом, будто сам себе