"Александр Говоров. Последние Каролинги " - читать интересную книгу авторадождя норманны высадились на пристани, вероятно надеясь самого императора
захватить. - А много их? - Говорят, сотни три или четыре, - Ого! - вскричали близнецы. Все спешно переседлывали лошадей. Тьерри схватил повод кобылки аббата, а тот его отнимал. Оруженосцы привязали раненую собаку к седлу Эда. - Куда, куда? - суетился аббат, видя, что Тьерри уже в седле его кобыленки, - Пошел прочь, поганая кочерыжка! - Тьерри отшвырнул его пинком, так что поп полетел в крапиву. Но Эд приказал кончать распри, и аббат, догнав выезжающего Тьерри, вскочил сзади него на круп лошади. 8 Когда стало светать, в разоренный дом Гермольда осторожно вошел Винифрид. Увидев неподвижного Гермольда, отшатнулся, но затем обрезал путы, снял обвисшее тело. Молчал, сняв шапку. Затем устремился к лестнице - посмотреть, что наверху. Нога ударилась обо что-то круглое и тяжелое. Пригляделся и вздрогнул - это была голова безрукого слуги. Сверху послышались шаги, и Винифрид на всякий случай спрятался за кресло. Ему показалось, что белый призрак спускался, словно плыл по ступенькам. Потом понял - это же и есть Азарика, одетая в костюм сына Девушка творила непонятное. Приникла к груди лежащего старика и затихла, будто умерла вместе с ним. Винифрид хотел было выйти из-за кресла, но она внезапно поднялась, раскинув руки, как крылья белой птицы. Justitio! Veritas! Vindicatio! - выкрикивала она. Страшно было смотреть в ее дикие глаза, слышать голос, ставший похожим на совиный клекот. "Мать была права, - сжавшись, крестился Винифрид. - Бесов заклинает!" А она вновь повторяла на своем латинском языке: "Справедливость! Правда! Месть!" - и вырывала у себя клоки волос, чтобы болью телесной утолить душевную боль. И вдруг увидела голову однорукого, оскалившую зубы, запнулась и выбежала вон. Винифрид хотел за ней последовать, но жалобный стон его остановил. Старый Гермольд ожил и пытался встать. Винифрид от ужаса даже не мог креститься. Молочный туман выполз из леса, растекаясь по лугам. Вершины холмов растворялись в предутренней мгле. Далеко в деревне монотонно отбивал колокол - ни голос человека, ни крик петуха не отвечали его одинокому зову. Туман распадался на клочья, и они двигались в пойме реки, похожие на вереницы слепых. Колокол бил и бил им вслед, глухой в пелене тумана и все же слышный на много миль окрест. Азарика сделала шаг, и туман подхватил ее, словно на крылья. А колокол бил и бил далеко позади, провожал без радости и без печали. Глава II У врат учености |
|
|