"Богумил Грабал. Жизнь без смокинга" - читать интересную книгу автора

"Народную политику"? Умерла его маменька, и он колотил палкой свою
несчастную тетушку, не в силах понять, что наступили новые времена и что ту
газету, которую он так любил читать, перестали выпускать, поэтому он больше
не покупал газет, тем более что уже не только не выходила "Народная
политика", но не выходили к газетному киоску и его бывшие, нынче
безработные, соученики. Так что Винцек осиротел и тронулся умом, и его
отправили в лечебницу в Рождяловицах, уже не разодетым в пух и прах, потому
что у Винцека, с тех пор как он перестал читать "Народную политику", больше
не было причин одеваться по два часа; вот так, в больничной одежде, он и
умер. Ах, куда подевалась его улыбчивая и трепетная душа?
И куда делся Оскарек Регер, которого я встречал на мосту через реку в
неизменном долгополом еврейском сюртуке, он всегда спешил и отфыркивался, и
в руках у него непременно было зеркальце - не затем, чтобы смотреть на свое
изрытое оспой, словно до крови исцарапанное лицо, но чтобы видеть, что
делается позади и не тянется ли к нему чья-нибудь рука. И он, когда бы я с
ним ни столкнулся, говорил мне, как и каждому встречному: "Надо пять минут
быть умным!" Куда подевался этот Оскарек, который жил в старом барочном доме
и в хорошую погоду там, где луг спускался к затонам Лабы, снимал свои
сверкающие сапоги, закатывал штанины и стоял в воде, заложив руки за спину и
думая о том, что надо всего пять минут быть умным, чтобы у тебя были
миллионы, миллионы и миллионы... Оскарек из еврейской семьи Регеров,
торговавших кожей и державших на главной площади лавочку, полнившую площадь
запахами гниющих шкур... этот самый Оскарек, бывало, стоял у одной из колонн
галереи, обрамлявшей площадь, потирая руки и щелкая пальцами, и знай себе
твердил: "Миллионы, миллионы, миллионы... да только - надо пять минут быть
умным!" О нем поговаривали, что когда-то он знал пять языков, побывал аж в
Америке, а свихнулся именно оттого, что не смог пять минут быть умным. Нам
же, детям, он был интересен, во-первых, из-за этого его зеркальца, без
которого он на городские улицы не выходил, а главное, из-за того, что,
получив деньги, он покупал у трактирщика Вейводы пятьдесят сосисок и,
отбросив прочь свое зеркало, там, у барочного здания с черной крышей близ
Лабы, где тянулась длинная и высокая стена, за которой находилась роскошная
вилла Винцека Рыка... так вот, там Оскарек Регер съедал свои пятьдесят
сосисок - без хлеба, после чего его одолевала жажда, и Кршесалек
раскручивал гигантское чугунное колесо колонки, а Оскарек, согнувшись, пил
одну за другой поллитровые кружки воды, так он выпивал литров десять, и все
ему было мало... Мальчишек это поражало! А потом, когда пришли немцы, им
через какое-то время Оскарек Регер помешал, не потому что сумасшедший, а
потому что еврей, так что вместе с остальными нимбуркскими евреями и Оскарек
Регер погиб в газовой камере где-то в Польше - Оскарек, который хорошо
знал, зачем ему это круглое зеркальце заднего вида, он уже тогда
предчувствовал, что чья-то чужая рука схватит его и станет трясти, как
кролика... Поговаривали, что, когда Оскарека заталкивали в вагон, он все так
же глядел в зеркальце, но зеркальце разбили прикладом, и Оскарек понял, что
без этого зеркальца он пропал... Куда-то подевался Оскарек Регер?
А куда исчезла та великанша, женщина, выглядевшая, как переодетый
мужчина, которая приходила в городок пророчествовать, что время вот-вот
остановится, и не только в этом городке, что пробил час великих последних
битв и что явится Иисус и станет судить людей пред вечным престолом самого
Господа? Где эта женщина, выглядевшая, как переодетый мужчина, которая