"Богумил Грабал. Жизнь без смокинга" - читать интересную книгу автора

записывала, чтобы ни о чем не позабыть, так вот, когда я читал по бумажке
свои грехи на ухо отцу Никлу, который сидел в исповедальне за деревянной
решеткой, когда я исповедовался, мне непременно приходил на ум пан Ружичка,
выносивший ведра с дерьмом, а господин настоятель Никл, которому я
рассказывал о своих детских грехах, напоминал мне пана Ружичку... И вот пан
Ружичка часто бывал пьян от этой своей богоугодной и очень нужной работы, а
иногда он пил уже с утра, так что нередко случалось, что прямо во время
работы, когда он нес с заднего двора эти жуткие ведра, он спотыкался
где-нибудь в коридоре и падал, растянувшись во весь рост на загаженном полу,
и лежал там на животе с руками, залитыми жидким дерьмом, да еще и
философствовал о своем, по его представлениям, едва ли не пастырском
призвании. И я видел его возле пивной "У Есеницкой управы", пан Ружичка,
только что выбравшийся из коридора, где он упал, стоял, показывая всем свои
руки, и одежду, и колени, и размышлял вслух: "Люди насрут, а мне за ними
выносить..." И сознание этого поражало его, но люди ничего не понимали, они
шарахались в сторону, потому что он страшно вонял... И мне, мальчику,
чудилось, когда я заходил в дом священника, или встречался с господином
настоятелем, или сидел в школе на уроках катехизиса, что из-за всех этих
исповедей господин настоятель смердит дерьмом, поскольку я считал
человеческие грехи дерьмом и перед исповедью иногда со страху мог
обделаться. Но это была не вся жизнь пана Ружички, потому что от выпивки у
него случались видения, и, когда он возвращался пьяный домой и переодевался,
от него все время исходил запах его работы, так что благоухал весь дом, жена
просила его открыть окна и вынести перины на свежий воздух, и пан Ружичка,
когда жена уходила, клал перины в телегу, выезжал с ними под дождь и вез эти
свои перины все быстрее и быстрее, но никуда не мог деться от этого запаха,
что вечно был с ним, даже когда шел дождь... А когда жена поручала купить
хлеба, ему жалко было брать этот Божий дар в руки, неизменно пахнущие его
работой, и мы, мальчишки, видели, как он ладонью катит буханку по парапету
каменного моста, точно ребята, катающие обруч, и мальчишки кричали ему
вслед, потому что никто из нас не понимал, зачем пан Ружичка возит перины на
телеге и катит хлеб по парапету... А как-то летом, когда жители городка с
детьми купались на отмели, пан Ружичка вывел своих коз и погнал их прямо в
толпу купальщиков, козы воняли, а пан Ружичка, засучив штанины, скреб коз
щеткой, и клочья шерсти с козьими орешками вместе с вонью неспешно плыли
туда, где под вечер купались люди, и пан Шуга начал ругать пана Ружичку, а
тот закричал в ответ, что, мол, от его коз пахнет куда меньше, чем от их
нужников, которые он, пан Ружичка, выгребает вот этими самыми руками. Тогда
пан Шуга прямо в одежде вбежал в воду, и они с паном Ружичкой вцепились друг
другу в глотки, после чего оба свалились на мелководье, но пан Ружичка
одержал верх, потому что хмель придавал ему сил... А однажды, когда горожане
загорали на берегу реки на лужку, принадлежавшем пану Ружичке, тот выгнал на
травку своих гусей, и они загадили этот лужок так, что лечь позагорать уже
было некуда, и пан Ружичка принялся вращать глазами и гнать всех с лужка,
вытягивая свою длинную шею... шея у пана Ружички была как у индюка, и когда
женщины завопили, мол, что это вытворяют его гуси на лужку, пан Ружичка
страшным голосом прокричал: "Да вы знаете, что вы, бабы, такое?" И сам себе
ответил с ужасным хохотом: "Дерьмо!" И он так рассвирепел, что все
купальщики разбежались, и только я остался лежать на краешке его лужка,
потому что гусиный помет мне не мешал, пан Ружичка склонился надо мной, а я