"Катерина Грачева. Здесь был Федор " - читать интересную книгу автора

кукарекать собирается, но перед самым кукареком внезапно замолкает. И оттого
казалась мне эта птица загадочной, молчаливой. Я вообще привык, что птицы
поют: о солнце, о радости, друг о друге - разговаривают, перекликаются,
перепеваются. А эта птица была одна-одинешенька и именно кричала кому-то
далекому-далекому, мудрому, по-птичьи понимающему - о том, что видела
сверху...
Вечером был костер и звезды. Мы с Ленкой уже отдохнули и уплетали за
обе щеки Борькино варево, а он достал гитару и начал петь. И все бы хорошо,
если бы не соседи со стоянки под самой горой. Потому что Борька никак не мог
их переорать: их было человек пять или семь, а он всего один. И в репертуаре
у них было по одной песне на каждого, но горланили они до часу ночи.
Устали мы с Ленкой от этого состязания и решили идти спать. Я
посередине лег для общей безопасности. Ленка замотала уши свитером и кое-как
уснула. Бедная Седова, у нее дома слушают только классику.
Утром мы с нею встали только к обеду - к уже готовому обеду. Стоянка
крикунов была пуста, только висели высоко на пихте колготки, валялись в
костре обугленные полторы буханки хлеба, а на бревне красовались кривые
вырубленные буквы: "Казань, 3 августа. Мы хотим вернуться". По поляне
валялись банки и продукты. Я начал возмущаться, а Борька сказал:
- Очень добрые люди, притащили на себе в такую высоту тяжеленькую
морковку и бесплатно подарили нам. И дров оставили. Уплетаешь мой пловчик за
обе щеки - небось вкусно, а? Сиди и молчи!
Я замолчал, но мне почему-то сразу стало невкусно.
Лютик тоже присмотрел себе бревно, сделал из него зубастого чура, в
землю вбил у палатки, а на нем вырезал очень красиво: "В твоих объятьях,
Откликной, мы ночевали в выходной. Боря, Лена". На мое имя ему якобы не
хватило длины бревна. Но меня это ничуть не огорчило. Часам к трем мы
запечатали палатку и отправились налегке в Долину сказок.
Долина сказок - это такая седловина между Откликным гребнем и горой
Круглицей. Почти в самом дне этой чаши есть словно бы средневековая
крепость, только из настоящих скал. А ведет в нее узенькая песочно-каменная
гномья дорожка, по краям которой растут пихточки, иногда совсем крошечные, и
рядом высоченые стебли цветов, тоже очень миниатюрных и точеных в чашечке.
Лютик сказал, что это из-за климата тут такие деревья. Которые повыше -
те падают под ветром, и то и дело вдоль дорожки нависают их огромные
косматые корни, под которыми, пожалуй, можно даже втроем спрятаться от
дождя. Это деревья, когда росли, сильно старались широко-широко закрепиться
на камнях, удержаться, но... А некоторые пихты засыхают, и их ветви густо
обрастают разноцветным лишайником. Ух, как здесь может быть неуютно ночью!
Ах, как здесь бесконечно чудесно при игре солнечных лучей!
Ленка пришла в неописуемый восторг, глубоко вдыхала при виде каждого
лешего, камня или муравейника и, по-моему, забывала выдыхать. А вдоль дороги
то и дело выпархивали из кустов маленькие трескучие птахи и сопровождали
нас, как почетный эскорт. Я так и назвал их про себя - "поршки", а кто они в
самом деле, не знаю.
- Вадька, можешь смеяться, но мне сейчас остро хочется надеть кольчугу,
смастерить секиру и стать тут при дороге, - сообщила Ленка, когда мы дошли
до самой крепости.
- Почему вдруг кольчугу, а не венок? - спросил Борька.
- Не знаю, - удивилась она. - А почему вдруг венок? Я бы хотела быть