"Даниил Гранин. Еще заметен след (Авт.сб. "Наш комбат")" - читать интересную книгу автора

стихи ему понравились. Между нами, он сам стал переписываться с одной
москвичкой. Она быстро вправит мозги этому бычку".
- Какие стихи? - спросил я.
Жанна не помнила. Мы оба всматривались в мглу, я никак не мог оживить
эту сцену - где Борис мне читал, как это было, - ведь, значит, мы спорили,
я о чем-то думал, куда ж это все подевалось, где искать следы? Но все
равно - выходит, мы с Жанной давно знали друг про друга.
- Вот видите, - сказал я, - даже вас подводит память.
- Так это мелочь, эпизод, - сразу ответила она. - Если вы вспомнили
Лукина, то Волкова тем более. Я приехала к вам из-за него.
- А что с ним?
- Нет смысла рассказывать, пока вы не вспомните.
- Кто он был по должности?
- Понятия не имею.
- Вот видите.
- Он инженер.
- Это на гражданке.
Она протянула мне большую фотографию. Неохота мне было смотреть на этот
снимок. Она следила за мной. Вряд ли по моему лицу можно было что-либо
прочесть. Давно уже я научился владеть им. При любых обстоятельствах. Безо
всякого выражения я мог смотреть и на этот портрет и пожимать плечами.
Логика ее была проста: раз я вспомнил по карточке Лукина, то должен
вспомнить и Волкова, они служили вместе, это ей точно известно, -
следовательно, я знаю Волкова.
- Может, и знал. Разве всех упомнишь. Столько лет прошло. Кто вам
Волков?
- Никто.
- Никто, вот и хорошо, - сказал я, взгляды наши столкнулись, словно
ударились. Я поспешил улыбнуться. - Тогда невелика потеря.
Она чуть вздрогнула, пригнулась. Мне стало жаль ее.
- Жанна, я не знаю, зачем вам это нужно, - как можно безразличнее начал
я, - и не хочу вникать. Не ворошите. Не настаивайте. Поверьте мне. Как
сказал один мудрец, - не надо будить демонов прошлого.
Она смотрела исподлобья, подозрительно.
- Вы-то чего боитесь? Только не уверяйте, что вы из-за меня. Я на вас
надеялась. Бесстрашный лейтенант, вояка. А вы... Открещиваетесь. Неужели
вы так напугались...
- Не стоит. На меня это не действует. Я о себе думаю хуже, чем вы.
- Вот уж не ждала. Если вы знали его, то как вы можете... Как вам не
стыдно.
Злость сделала ее старой и некрасивой. Она была не из тех женщин, что
плачут. Губы ее скривились.
- Впрочем, глупо и унизительно просить об этом.
Она допила кофе, вынула зеркальце, принялась восстанавливать краски.
Она проделывала это без стеснения, - один карандаш, другой карандаш, - и
снова она была прекрасно-угрюмой, с диковато-чувственным лицом. Я ждал,
что она скажет. Если она хотя бы улыбнулась мне, спросила меня - ну а
вы-то, Тоха, как вы поживаете? Что-нибудь в этом роде. Но я не
существовал, я был всего лишь источник информации, который оказался
несостоятельным. Поставщик нужных сведений, только для этого я и