"Даниил Гранин. Питерские сантименты" - читать интересную книгу автора

триумфальную арку - Нарвские ворота; внизу ее - фигуры древнерусских витязей
лавровыми венками встречают проходящих героев; наверху - на шестерке коней
крылатая Победа взлетает вверх. Арка и пышна, и красива. Под ней проходили
русские войска, возвращаясь из Парижа.
Постепенно площадь была застроена всякими служебными низкими
постройками рабочего района. Сейчас она стала просторнее, расчищена, но и
ныне, мне кажется, не соответствует возможностям этого прекрасного
сооружения. Триумфальная арка в Париже, на площади Звезды, выглядит куда
значительнее; хотя она грузнее, но выигрывает за счет обрамления -
великолепной площади и окружающего ансамбля.
Нарвские ворота знаменуют собой начало Нарвской заставы - легендарного
места, откуда так многое начиналось в рабочем движении. Об этой Нарвской
заставе сложено немало песен, отсюда Красная гвардия шла на защиту города,
здесь в 1941 году были воздвигнуты доты героической обороны Ленинграда.
Отсюда, мимо этих ворот, мы и уходили на фронт в июле 1941 года. Мы
пели: "За далекой за Нарвской заставой парень идет молодой, Далека та
путь-дорога, выйди, милая моя, Мы простимся с тобой у порога, ты мне счастья
пожелай". Милые провожали нас, плакали, мы же были глупо самонадеянны, мы
были уверены, что вернемся через несколько месяцев, легко и весело разгромив
врага.
Мы вернулись через четыре года. Далеко не все. Можно сказать, немногие
из тех, кто уходил в тот жаркий июльский день.
В 1945 году из-за границы возвращались полки со знаменами, которые
видели Сталинград и Берлин. Второй раз триумфальная арка - Нарвские ворота -
встречала победителей Отечественной войны. Под аркой проходили орудия,
взломавшие твердыню фашистской обороны в Восточной Пруссии, шли танки с
красными звездочками на орудиях, саперы, минометчики, зенитные части, полки
пехоты - все, что составило славу Армии Победы.
В те сентябрьские дни 1941 года осень стояла теплая, по ночам было
душно, но все равно листья желтели и падали. Когда перестрелка затихала,
тишина пушкинских парков становилась слышной.
Аллеи, пруды, рощи - все замерло.
Мы обороняли Пушкин. В Камероновой галерее расположился штаб нашего
полка. Гитлеровские автоматчики уже постреливали в Александровском парке,
горел Китайский театр. Говорили, что гитлеровцы вышли на пруды. Парк стал
опасным. В нем свистели пули и рвались мины. Это невозможно было понять.
Чесменская зеленого мрамора колонна над гладью озера, нарядные беседки,
выгнутые мостики, вся утонченная красота детскосельских парков, воспетых
Пушкиным, любимых с детства каждым ленинградцем, предстала в эти дни со всей
пронзительностью, щемящей и беззащитной.
Пули залетали в Камеронову галерею, щелкали о белые колонны, со звоном
попадали в черные бронзовые затылки Демосфена, Юлия Цезаря и Марка Аврелия.
Бюсты греческих и римских знаменитостей стояли открыто, не прячась на этой
воздушной высокой галерее, откуда парк просматривался далеко.
Ночью к нам пришел седенький худенький смотритель дворца. Как я теперь
понимаю, он был совсем не главный смотритель, наверное, он был один из
служащих, один из хранителей. Он заявил, что наши солдаты ходят по залам
дворца в сапогах, портят драгоценные паркеты. Он был возмущен. Он слушать не
хотел никаких объяснений. Мы уже знали, что Пушкин не удержать, что через
день-другой, а может, через несколько часов мы оставим город. И город, и