"Гюнтер Грасс. Жестяной барабан (книги 1, 2, 3)" - читать интересную книгу автора

таланта - грубые упреки и чуть ли не площадную брань читателей и критиков,
увидевших в нем "осквернителя святынь", "безбожника", "сочинителя
порнографических мерзостей, совращающих немецкую молодежь", то трилогия в
целом и вовсе озлобила "вечно вчерашних", как именовали в последние годы
тех, кто ничему не научился и продолжал вздыхать по "добрым старым
временам", когда так славно жилось "при Адольфе". У этих людей романы
Грасса, в пародийно-гротескном виде изображавшие нацизм и тех, кто его
поддерживал, могли вызвать только ненависть, которую они пытались прикрыть
религиозными, эстетическими и псевдоморальными аргументами. Таких нападок на
автора "Жестяного барабана" было великое множество. Почтенным бюргерам,
отцам семейств он представлялся чудовищем, к книгам которого прикасаться
можно разве что в перчатках. Ореол аморальности окружал его с того самого
момента, как сенат вольного ганзейского города Бремена отказался присудить
ему литературную премию из-за "безнравственности" его романа.
Весьма активный в те годы публицист Курт Цизель, не расставшийся с
нацистским идейным багажом, подал на Грасса в 1962 году в суд за
распространение "развратных сочинений". После того как прокурор города
Кобленца прекратил дело, Цизель обжаловал его решение, обратившись к
генеральному прокурору. Он же послал премьер-министру земли Рейнланд-Пфальц
письмо, в котором требовал, чтобы "глава христианского земельного
правительства воздействовал на министра юстиции", дабы тот "положил конец
скандальной деятельности" Грасса. Иначе, пригрозил Цизель, он обратится "к
дружественным депутатам ландтага с просьбой подать запрос министру юстиции"
и тем решительно противодействовать неунимающемуся автору "фекальных
сочинений".
В итоге противники Грасса, именовавшие его "монстром похабщины",
автором "непристойностей", вызывающих "сексуальный шок", и прочее, и прочее,
получили от судебных инстанций нечто вроде индульгенции. И хотя ПЕН-центр
позднее выступил в защиту Грасса, некоторые его коллеги писатели и критики
не без злорадства наблюдали за тем, как поносят выдающегося художника.
Спустя годы Грасс скажет об этом: "Для меня зло воплощалось не в
судебном решении, а в молчании немецкой интеллектуальной общественности, с
каким она встретила решение суда. Частично эта реакция, как я ее понял,
означала: ну что ж, Грасс, получил по зубам; и только немногие, я думаю,
поняли, что тем самым и они получили по зубам... Я полагаю, - продолжал
Грасс, что такая нетолерантная, ханжеская позиция распространена в
интеллектуальной среде так же широко, как и в обывательской".
Оставляя в стороне совершенно очевидные мотивы, заставившие
пронацистски настроенных коллег обливать помоями писателя, яростно
осуждавшего националистическое чванство, бредовые расовые идеи и
кровопролитную войну, заметим, что эротические пассажи в сочинениях Грасса,
выписанные мастерской рукой, уже через короткое время - на фоне сексуальной
революции и молодежного движения на Западе, а также рядом с сочинениями
многих других европейских и американских авторов оказались скорее
наивно-лукавыми и уж ни в коем случае не имеющими отношения к порнографии.
Они просто были частью изображаемого им мира, изображаемого
абсурдистски и гротескно.
Что же касается его "аморализма", то любому, кто внимательно прочтет
его произведения, станет ясно, что Грасс выступает не против морали, а
против ее выхолощенного, лживого, застывшего образа, укоренившегося в