"Алексей Гравицкий. Сказка про избавителя" - читать интересную книгу автора

чужих тревог, но Кирилл подавил желание. Однажды он проявил слабость и
выплеснул на клиента всю тоску, горечь и боль, что скопил в себе за годы
работы. Клиент умер от разрыва сердца прямо на месте, а вся выплеснутая им
боль вернулась к нему в удвоенном размере. Был страшный скандал, но... Но
сейчас не об этом.
Кирилл напряг волю, попытался не подавить, но увещевать чужую. Голос
его теперь гипнотизировал, приковывал к месту:
- Отдай мне свою боль. Отдай мне свои горести, отдай тоску. Отдай
печаль. Они не нужны тебе, они - болезнь.
Я доктор, я вылечу. Отдай! - он вдруг запнулся и тихо добавил. - Если
хочешь.
Но барьер уже был сломлен, все дерганья, переживания, неуверенности
скопились на кончиках ее пальцев и потекли в него, стали дергаться, ныть и
рвать его душу. Поток становился все сильнее и увереннее, когда вдруг
резко остановился.
- А он? - тихо, почти не слышно прошептала девушка.
- Подумай, а он тебе нужен? Он и пальца твоего не стоит, - устало
сказал Кирилл то, что говорить был не должен.
Некоторое колебание, потом резкий, уверенный, смелый поток. Тревоги и
страдания уходили из нее, пока не вышли до капли. Лицо ее разгладилось,
становилось увереннее и спокойнее с каждым мгновением, в то время, как
лицо Кирилла стало едва различимо, но тоскливее, приобрело новый оттенок
грусти.
Илья спустился в темный переход метро, пролетел сквозь турникет, бегом
спустился по эскалатору, проскочил в закрывающиеся уже двери вагона и
плюхнулся на сидение. В голове звучал истеричный голос одной дамочки, с
которой двадцать минут назад он имел нелицеприятный разговор. Дамочка была
мамашей одного балбеса подросткового возраста. Мамаша долго распалялась,
кричала, брызжа слюной. Илья вспомнил последнюю ее реплику:
- Я найду на тебя управу, сектант вонючий, - грозно крикнула она,
прежде чем за ней с грохотом захлопнулась дверь, да так, что со стены
посыпалась штукатурка.
Илья улыбнулся. Надо же, сектантом назвали. Ну да, он вел беседы с
милыми цветками жизни, еще не успевшими переродится в такие вот, как эта
мамаша ягодки, но сектант?
Да еще вонючий? Нет, у него сейчас здесь другая цель, другая миссия.
И никаких сект он в этот раз здесь не устраивал, хотя мог бы, но работа
прежде всего. Илья хмыкнул. Надо же так все переиначить. А еще его
богомерзким ублюдком назвали. А что скрывать, было. Но если он
богомерзкий, тогда... Впрочем это не он, а здешние обитатели переиначили
идеи Божьи.
Поезд остановился, механический голос сообщил название станции. Илья
вскочил и выбежал из вагона.
Кирилл шел по улице.
Моросящий дождь дополнял его настроение. Это настроение не отставало от
него вот уже пятнадцать лет, ровно столько, сколько он принимал на себя
чужие беды. Прохожие шарахались от него, перебегали на другую сторону
улицы. Еще бы, ведь он разговаривал сам с собой.
- Слушай, - заворочалось что-то внутри него.
- Опять?