"Роберт Грэйвс. Божественный Клавдий и его жена Мессалина (Роман, #2) [И]" - читать интересную книгу автора

- Послушай, племянник, ты ешь мой хлеб и пьешь мое вино,- сказал Антипа
однажды на пиру, куда он пригласил Ирода и Киприду во время их совместной
поездки в Тир,- и меня удивляет, что у тебя хватает наглости со мной
спорить.
(Ирод возражал ему по поводу некоторых пунктов римского права.)
Ирод ответил:
- Дядя Антипа, ничего другого я и не ожидал от тебя услышать.
- Что ты хочешь этим сказать, голубчик? - сердито спросил Антипа.
- А то, что ты - провинциал и мужлан,- ответил Ирод,- так же мало знакомый
с хорошими манерами, как с сутью законов, которые управляют Римской
империей, и столь же мало знакомый с сутью законов, сколь скупой.
- Ты, видно, пьян, если позволяешь себе так разговаривать со мной,-
проговорил, заикаясь, Антипа, красный как рак.
- Только не от того вина, которым ты нас потчуешь, дядя Антипа. Мне дороги
мои почки. И где только ты умудрился раздобыть такое гнусное пойло? Верно,
не так-то легко было найти его. Может быть, его вынули из трюма
затонувшего давным-давно судна, которое вчера поднимали со дна? А
возможно, ты ошпариваешь пустые кувшины из-под вина горячей верблюжьей
мочой, чтобы снять со дна осадок, а затем сливаешь полученную бурду в эту
прекрасную золотую чашу?
После чего Ирод и Киприда с детьми должны были поспешно направиться в
гавань и сесть на борт первого отходящего корабля. Оказалось, что корабль
направлялся на север, в Антиохию, столицу Сирии, где Ирод представился
губернатору провинции Флакку, и тот очень любезно его принял ради моей
матери Антонии. Вы будете удивлены, услышав, что моя мать, эта
добродетельная матрона, которая решительно боролась с расточительством и
беспорядком в своем доме, питала слабость к шалопаю Ироду. Его лихие
повадки вызывали у нее какое-то извращенное восхищение; он частенько
приходил к ней "за советом" и, изображая самое искреннее раскаяние,
выкладывал ей все свои художества. Мать делала вид, будто возмущена его
откровениями, но, несомненно, получала от них огромное удовольствие, к
тому же ей льстила внимательность Ирода. Он никогда не просил у нее
взаймы, во всяком случае прямо, но она время от времени по собственному
почину давала ему довольно большие суммы денег под обещание вести себя
хорошо. Часть их Ирод вернул. Фактически, это были мои деньги, Ирод знал
это, и, заходя затем ко мне, бесконечно меня благодарил. Однажды я
намекнул матери, что ее щедрость по отношению к Ироду переходит все
границы, но она страшно разгневалась и заявила, что раз деньги все равно
швыряются на ветер, уж лучше пусть это делает Ирод, так, как подобает
человеку из знатной семьи, чем я, проигрывая их в низкопробных кабаках
вместе со своими подозрительными друзьями. (Мне надо было скрыть от нее,
что я отправил большую сумму денег Германику, чтобы он мог умиротворить
восставших на Рейне солдат, и я притворился, будто проиграл их в кости.)
Помню, я как-то спросил Ирода, не надоедает ли ему слушать длинные
рассуждения матери о римских добродетелях. Он сказал:
- Я безгранично восхищаюсь твоей матерью, Клавдий, и, кроме того, не
забывай, что в душе я - невежественный иудей, и иметь наставницей римскую
матрону из такого высокого рода и такой незапятнанной репутации для меня
большая честь. К тому же она говорит на самом чистом латинском языке во
всем городе. Когда она читает мне нотацию, я за одну-единственную встречу