"Г.Грин. Десятый" - читать интересную книгу автора

тюремного досье, в которое немецкий офицер аккуратно занес продиктованные
ему год назад неверные данные, включая фамилию Шарло. Но во Франции такая
бумажка была в то время ценнее любого удостоверения личности, ведь у того,
кто сотрудничал с немцами, не могло быть немецкого тюремного досье с
заверенными фотографиями в фас и в профиль. Лицо, конечно, изменилось, Шарло
отпустил бороду, но все-таки при ближайшем рассмотрении это было то же самое
лицо. Немцы знают толк в архивном деле: фотографию на документе можно
переклеить, можно сделать пластическую операцию, удалить или добавить шрамы,
но вот изменить размеры черепа не так-то просто, и немцы тщательно заносили
в "дело" результаты таких обмеров.
Тем не менее ни один немецкий пособник не чувствовал себя в сегодняшнем
Париже более гонимым, чем Шарло, ибо у Шарло тоже было позорное прошлое. Как
он мог объяснить людям, куда девалось его имущество? А может быть даже, все
уже известно. Его встречали на перекрестках какие-то смутно знакомые лица и
обращали в бегство из автобусов чьи-то будто бы узнанные спины. Он
перебрался в ту часть Парижа, где не бывал раньше. Его Париж всегда был
невелик, он заключался в тесном кольце между квартирой, судом, Оперой,
Западным вокзалом и двумя-тремя ресторанами; эти точки соединялись в его
представлении лишь кратчайшими прямыми линиями. Шаг в сторону - и он
оказывался на неведомой территории: под ногами дикими джунглями лежал
метрополитен, Комба и окраинные кварталы простирались, как пустыни, и там
можно было затеряться, спрятаться.
Но мало было просто затеряться, требовалось устроиться на работу. Он
пережил мгновения - выпив первый стакан вина на свободе, - когда казалось,
ему будет под силу все начать с нуля, снова накопить денег, и наконец в
мечтах он уже видел, как откупает обратно отчий дом в Сен-Жан-де-Бринаке и
счастливый ходит по комнатам... Но тут он заметил в графине с водой свое
отраженное лицо, бородатое лицо Шарло. На него смотрел малодушный неудачник.
Странно, подумалось ему, что одно проявление малодушия наложило такую
глубокую печать, исчертило лицо бороздами, как у старого бродяги. Но у него
хватило объективности возразить себе, что дело не в одном отдельном случае,
к этому акту малодушия вела вся предшествующая жизнь. Так у художника на то,
чтобы написать картину, уходят не два-три часа, но еще и все годы, пока он
накапливал опыт, прежде чем взяться за кисть; и то же самое с малодушным
поступком. Что он был преуспевающим адвокатом - это чистое везенье, он
гораздо больше получил в наследство, чем заработал сам; если бы ему самому
пришлось пробиваться, думал он теперь, он никогда бы не достиг таких высот.
Он все-таки предпринял несколько попыток найти себе какой-то заработок.
Сначала предложил свои услуги в качестве преподавателя на курсах
французского языка. Хотя война еще и погромыхивала за пределами Франции,
курсы Берлица и бессчетные им подобные учреждения уже развернули широкую
деятельность. Взамен туристов мирного времени появилось очень много
военнослужащих-иностранцев, которые тоже жаждали обучиться французскому
языку.
С ним разговаривал самодовольный тощий человек во фраке, слегка
попахивающем нафталином.
- К сожалению, - сказал он, заключая беседу, - у вас недостаточно
хороший выговор.
- Недостаточно хороший выговор? - изумился Шарло.
- Недостаточно хороший для наших курсов. Мы ведем обучение на самом