"Питер Гринуэй. Золото " - читать интересную книгу автора

сороковых годов. Все они были из черного сатина с аккуратно нашитыми желтыми
шестиконечными звездами, общим числом двенадцать: три костюма, пижамная
пара, мантия, ночная сорочка, накидка, комплект женского нижнего белья,
комплект мужского нижнего белья, плавательный костюм, подвенечное платье и
погребальное покрывало. После войны некогда известный еврейский писатель,
вышедший сухим из сотни передряг (во многие он вляпался по собственному
почину) благодаря множеству поклонников, которые его укрывали и кормили,
поселился в Литве. В старости, живя на авторские отчисления, он финансировал
постановку в скромном театрике своей новой пьесы под названием "Звездный
портной".
Специалист по костюмам из местного исторического музея сделал открытие:
под каждой желтой звездой на ткань была нашита маленькая карточка с именем,
написанным от руки черными чернилами. После всех стирок и чисток многие
имена сошли на нет, но кое-какие сохранились - например, Грета Найроби, из
чего можно заключить, что там были собраны имена всех возлюбленных писателя,
мужчин и женщин. Специалист по костюмам насчитал всего шестьдесят семь имен;
тридцать три можно было прочесть и двенадцать из них идентифицировать. В
основном это были евреи, и можно предположить, что все они погибли в
концентрационных лагерях. Имя Лиды Бааровой, чешской киноактрисы, вызывает
особые ассоциации. Одно время она была любовницей Геббельса. Интересно, как
бы этот воинствующий антисемит отреагировал на известие, что он делил
женщину с еврейским писателем, который откровенно издевался над его
требованием, чтобы все евреи носили на одежде желтую звезду Давида?

7. Жестяная коробка с печеньем

Три овдовевшие сестры хранили фамильные ценности конца XVIII века в
жестяной коробке под рассыпчатым английским печеньем из магазина "Фортнум и
Мейсонс" на Пикадилли, куда их покойные мужья захаживали перед войной.
Сестры жили в особняке, укрывшемся в тени каштанов, в южном пригороде
Потсдама, неподалеку от зоопарка. В одной из комнат был расквартирован
немецкий офицер Гельмут Буттлицер, большой англофил. Обитатели дома ели
часто и вкусно. На ужин подавали жаркое из кролика, или суп из кролика, или
гуляш из кролика. Дело в том, что в саду сестры соорудили загон для ушастых
зверушек, так что свежая крольчатина была всегда под боком.
Интерес ко всему английскому однажды подтолкнул Буттлицера открыть
жестяную коробку. С вежливой улыбкой он разжевал заплесневелое печенье, а
потом в его руках оказались браслет Марии-Антуанетты, и жемчужное ожерелье
мадам де Сталь, и золотые часы на цепочке времен Людовика XVI, и золотые
шпильки для волос мадам Дешпиль, и шарлоттенбургская брошка Амедеи
Розенфельд, и книжная закладка из эбенового дерева с бабочкой из финифти,
тончайшей, надо сказать, работы закладка, некогда отмечавшая особенно
витиеватый пассаж в Талмуде раввина Никодемуса Заббена. С появлением каждого
нового предмета улыбка Буттлицера делалась все шире и шире. Сестры гордились
своим историческим наследством, этим вещественным доказательством умения их
предков ссужать деньги европейской знати. Они заговорили наперебой, не
сомневаясь, что такой сведущий человек, как господин Буттлицер, по
достоинству оценит эти раритеты. Пока они, краснея и бледнея, обсуждали
возможный смысл витиеватого пассажа в Талмуде, Буттлицер, не торопясь,
завернул ценные предметы в столовые салфетки, спрятал их во внутренний