"Верю в любовь" - читать интересную книгу автора (Бэлоу Мэри)

Глава 2

Ричард Кемп, лорд Борн, выехал в путь очень рано. Оставил позади Дартвуд-Клоуз, когда первые рассветные лучи едва окрасили небо на востоке. Ричард собирался провести несколько дней в Гэмпшире со своей бабушкой, а потом намеревался продолжить путешествие в Лондон, где он останется до конца сезона.

Утро выдалось солнечным, и ветра почти не было – идеальный день для поездки в открытой коляске. Карета с большей частью вещей и камердинером должна была отправиться в Лондон через несколько дней.

Ричард остановился в Уимбери, чтобы сменить лошадей, когда время шло к полудню, и устоял против искушения зайти в распивочную и освежиться. В распивочной было полно народу – вполне естественно в праздничный день, тем более что в деревне устраивалась ярмарка, – а если он войдет в распивочную, его непременно втянут в разговор и он потеряет час или больше драгоценного времени. Лучше уж он отдохнет, когда доберется до места. Бабушка будет счастлива видеть внука.

Но что там говорит старая пословица насчет «тише едешь – дальше будешь»? Как это ни неприятно, но старые пословицы обычно бывают правы. И он это понял чуть позже.

Если бы он не выехал из дома чуть свет и пораньше остановился, чтобы дать отдохнуть лошадям, или хотя бы вошел в распивочную выпить кружку эля и съесть пирог… короче говоря, действуй он немного менее энергично – не выехал бы из ворот «Посоха и дубинки» в тот самый момент, когда туда въезжал дилижанс. И в результате не пришлось бы задержаться на целый день.

Но все случилось, как случилось.

Он выезжал со двора со всем вниманием и осторожностью, несмотря на то что майское дерево, украшенное цветными лентами, стояло прямо перед глазами, когда внезапно разразился ад. В уши ударил пронзительный рев рожка, раздались громовой стук копыт и предостерегающие вопли, исходившие отчасти и из его собственных уст, скрежет металла и дерева и истерические крики. Лошади пятились, в панике закатывая глаза, и краснолицый кучер с редкими зубами отчаянно дергал поводья.

В эту ужасную минуту он, ни на что не обращая внимания, старался усмирить обезумевшую упряжку, и в конце концов ему пришлось поспешно спрыгнуть вниз, чтобы его не придавило.

Он столкнулся с дилижансом!

Первой связной мыслью было, что кучер дилижанса должен был подуть в рожок до того, как свернуть за угол. Не после! Да еще к тому же он мчался на такой безумной скорости! Однако кучер дал предупредительный сигнал, когда было уже поздно.

Ричард сильно подозревал, что кучеру не терпелось сесть за стол в распивочной и выпить пинту эля перед дорогой.

Пассажиры высыпали из опасно накренившегося набок дилижанса. Те, кто путешествовал на крыше, просто свалились вниз. Кучер, грязно ругаясь, пытался усмирить своих лошадей и не дать экипажу окончательно перевернуться: в этом случае катастрофа была бы полной.

Мужчины орали. Женщины визжали. Столики в распивочной мигом опустели. Большинство посетителей по-прежнему сжимали кружки с элем. Словно из ниоткуда возникали деревенские жители и присоединялись к толпе.

Каким-то чудом – и это было второй связной мыслью Ричарда – никто не пострадал. Ни трупов, ни покалеченных, ни крови.

Он мысленно проверил руки-ноги и, к счастью, не обнаружил никаких повреждений, только немного потянул ногу в районе щиколотки.

Однако на размышления не было времени. Десять человек – не меньше – кричали, говорили и вопили одновременно. И почти все считали себя очевидцами. В случившемся обвиняли попеременно кучера и Ричарда, и со стороны казалось, что вот-вот начнется потасовка. И поскольку в коляске, кроме него, никого не было, оправданий никто не слушал, и скоро стало очевидно, что виновным назовут именно его.

Судя по всему, лошади Ричарда не пострадали. Впрочем, как и упряжка дилижанса. И это еще одно чудо. А вот коляске не так повезло. Скорее всего сломана ось, и краска безобразно поцарапана. Но ничего страшного, все можно починить.

Поэтому Ричард все усилия направил на попытки обороняться. Не то чтобы кто-то размахивал кулаками или оружием. Однако вокруг не смолкали проклятия – ругались кучер, пассажиры дилижанса, даже просто зеваки, те, кто не пострадал.

Ричард тоже разозлился не на шутку. Коляска была куплена три месяца назад и была его гордостью и радостью. Он надеялся сегодня добраться до поместья бабушки и вот теперь застрял в Богом забытой дыре, да еще без камердинера! И во всем виноват этот кучер с его грязным языком, о чем и уведомил его Ричард.

Ярость пассажиров тоже постепенно стала обращаться на кучера. Начался яростный спор, на предмет того, когда именно прозвучал рожок и с какой скоростью мчался дилижанс, когда сворачивал во двор гостиницы. Завсегдатаи распивочной, с ухмылками слушавшие красочные выражения кучера, встретили аплодисментами уничтожающую тираду Ричарда. Один даже отсалютовал ему кружками. Обитатели деревушки громко высказывали собственные мнения, и хотя вряд ли были свидетелями столкновения, наперебой утверждали, что все видели собственными глазами.

Высказав все, что думал о кучере, и отметив, что конюхи уже уводят распряженных лошадей, Ричард повернулся и зашагал к гостинице. Следом бежал хозяин, убеждая знатного постояльца, что ему уже отведена лучшая комната.

За ними теснилась толпа неудачливых пассажиров, только сейчас сообразивших, что им тоже понадобится приют и что свободные комнаты скоро расхватают. Некоторые открыто негодовали и предупреждали, правда, ни к кому в особенности не обращаясь, что кто-то должен платить за это. Остальные уже немного успокоились и смирились с неизбежной задержкой.

Ричард обратил внимание на прилично одетую девушку, стоявшую на пороге распивочной, не делая усилий протолкнуться вперед и потребовать комнату. Она держала в каждой руке по саквояжу, и по ее опущенным плечам и расстроенному лицу было понятно, что свободная комната – вовсе не главная ее проблема.

Интересно, скольким еще пассажирам не по карману лишние расходы, которые приходится нести из-за этого столкновения?

На секунду Ричард потерял ее из вида, когда рассеянно кивнул в ответ на заверения хозяина, что его саквояж уже отнесен в лучшую комнату гостиницы, но потом снова бросил взгляд на пассажирку. Бедная девушка, подумал он, наверное путешествует одна. Как все это не вовремя.

В этот момент пассажирка повернула голову, и свет упал на ее лицо. Профиль ему показался знакомым. Этот нос… что-то связанное с ее носом. Вполне прямым, если смотреть на него спереди. Но в профиль обнаруживалась легкая горбинка на переносице, придававшая лицу характерность и спасавшая владелицу от определения «довольно хорошенькая».

Нет, такого не может быть!

Ему постоянно мерещились женщины, похожие на нее. Но при ближайшем рассмотрении оказывалось, что они не имеют с ней ничего общего. Таких, как она, больше нет. И слава Богу!

Ричард, хмурясь, отошел от лестницы и уже собрался подняться наверх, а потом передумал. Нужно взглянуть поближе, ведь он всегда так делал!

Девушка снова отвернулась и подняла глаза на слугу, который возвращался на кухню с пустыми кружками.

О, дьявол бы все это побрал! Нора!

Теперь она была на десять лет старше. И что-то в ней изменилось. Очень изменилось. Но в одном он не ошибся. Это действительно Нора!

Слуга что-то нетерпеливо втолковывал ей, кажется, просил уйти. Ричард, даже не задумываясь над тем, почему это обстоятельство так его раздражает, шагнул вперед.

– У леди уже есть комната, она со мной, – объявил он, слишком поздно сообразив, что было бы куда умнее просто уйти к себе. Он и сам не предполагал, что выскажется подобным образом.

Нора явно растерялась и, подняв брови, уставилась на него. Ричард молча наблюдал, как удивление медленно превращается в настоящий шок. Значит, и она его узнала.

Да, она действительно изменилась. С возрастом – ей должно быть уже двадцать восемь, на три года младше, чем он, – она стала еще красивее. Идеальный овал лица, нежная кожа, а глаза такие же синие, как десять лет назад, казалось, стали еще больше и глубже. И блестели не так, как раньше. Светлые волосы были уложены в тяжелый узел. А вся ее одежда, включая шляпку, была практична и благопристойна. Сейчас она больше походила на гувернантку и, возможно, была таковой.

Все эти мысли и впечатления промелькнули в его голове меньше чем за секунду.

– Она моя жена, – добавил Ричард.

Слуга почтительно кивнул и продолжил свой путь. Последовало минутное молчание, если не считать гудения голосов вокруг них.

– Я не… – начала Нора.

Но Ричард резко поднял руку и подступил ближе.

– Вряд ли стоит заканчивать фразу, – сухо бросил он. – Сомневаюсь, что в гостинице остались свободные номера, а это вполне респектабельное заведение. Вам лучше пойти со мной и провести эту ночь в моей комнате. В качестве моей жены.

Нора уставилась на него, очевидно, испытывая то же, что он сам: страстное желание очнуться от кошмарного сна.

– Сэр? Мистер Кемп?

Подбежавший хозяин показал на лестницу.

Ричард усилием воли отвел глаза от Норы и повернул голову. Он предпочел не сообщать своего титула. Иначе ему не избавиться от бесконечной лести и поклонов.

– Прикажите принести туда же саквояж моей жены, – сухо приказал он, а затем сжал локоть Норы и повел ее к лестнице.

– Вашей жены, сэр? – поразился хозяин.

– Миссис Кемп не пострадала при столкновении, но я все равно хочу, чтобы она отдохнула.

– Конечно, сэр, миссис Кемп, – деловито ответил хозяин и щелкнул пальцами, подзывая слугу.

Пассажиры, не получившие комнаты, по-прежнему волновались. Пока Ричард обходил толпу и вел Нору наверх, кто-то сказал, что, если они наберутся терпения, всех разместят в домах местных жителей.

Значит, и ее тоже? Даже если у нее нет денег? Что ж, он мог бы с чистой совестью оставить ее и уйти.

С чистой совестью?!

Ричард нахмурился. При чем тут его совесть?!

Он открыл дверь комнаты и отступил, позволяя Норе пройти. Снизу ясно доносился шум, однако комната почему-то казалась очень тихой.

– Ричард.

Нора, стремительно бледнея, повернулась к нему. Но ей пришлось ждать, пока слуга принесет ее саквояжи и поставит рядом с его вещами.

– Ричард, – повторила Нора, дождавшись, когда слуги уйдет. – Я не твоя жена.

– Разве?

Он вскинул брови и заложил руки за спину. Она по-прежнему была очень стройна, но юношеская неуклюжесть сменилась женственными изгибами.

– Разумеется, – стояла на своем Нора.

– Разумеется, – мягко повторил он и улыбнулся, хотя выражение лица оставалось невеселым.

– Мне не следует находиться здесь. Это нехорошо. – Она нерешительно глянула на дверь.

– Предпочитаешь оказаться там одна? – уточнил он, поворачиваясь к двери, словно собирался открыть ее для Норы.

– Они что-то говорили насчет ночлега у соседей, – пояснила она.

– Ты не пострадала при столкновении? – поинтересовался он вместо ответа. Возможно, ее бледность является следствием падения или ушиба. Нора выглядела так, словно в любую минуту может потерять сознание.

– Меня в дилижансе не было. Я собиралась ехать в Лондон из Уимбери.

– Значит, ты живешь поблизости? – уточнил он.

– Жила. В пяти милях отсюда. Была компаньонкой одной престарелой леди.

– И тебя уволили?

– Ушла сама. Мне нелегко пришлось. Миссис Уизерспун нельзя назвать доброй или хотя бы любезной.

– Полагаю, тебе было трудно кому-то подчиняться, – изрек он и тут же устыдился. Это удар ниже пояса.

Но она подняла на него спокойный взгляд.

– Пойду попрошу, чтобы кто-нибудь из местных жителей позволил мне переночевать в его доме.

– Сомневаюсь, что это у тебя получится. Ведь тебя не было в дилижансе во время столкновения.

Нора остановилась.

– У тебя есть деньги? – неожиданно спросил он.

– Прошу меня простить. – Она снова шагнула вперед, и он заметил, как неестественно прямы ее плечи.

– Тебе лучше остаться здесь, – возразил Ричард, загородив ей дорогу. – Я не собираюсь досаждать тебе. И если хочешь, даже не подойду близко. Можешь выбрать участок пола, наиболее подходящий для твоей кровати. Никто не узнает, действительно ли мы муж и жена. Если только ты сама не разболтаешь. А если не желаешь одалживаться, заметь, что со мной нет ни камердинера, ни слуги. Если не нравится роль моей жены, может, заменишь камердинера?

– А что, есть какая-то разница? – раздраженно бросила Нора.

Он ответил спокойным взглядом.

– Мне нужно идти и точно определить все повреждения коляски. И я голоден. Скорее всего сначала поем. Хочешь пойти со мной?

– Ни за что. Я собираюсь переночевать в деревне.

– Как пожелаешь, – пожал плечами Ричард и, открыв дверь, спустился вниз и прошел из распивочной в обеденный зал, откуда доносились аппетитные запахи. Он вдруг вспомнил, что ничего сегодня не ел.

Что она сделает? И что он найдет, вернувшись наверх? Пустую комнату, посреди которой стоит его саквояж? Или она решит остаться?

Ему было не по себе. Давно он не испытывал такого потрясения.

Ричард занял маленький столик у окна и заказал ветчину и яйца с картофелем и тостами. Он не хотел видеть, как Нора уходит, не хотел чувствовать ответственность за нее, если она все же уйдет.

Господи, да какую вообще ответственность он должен за нее нести? Если не считать вопроса десятилетней давности, терзавшего его все эти годы.

Она уйдет и, возможно, исчезнет навсегда. И вероятно, даже не захочет занять свое место в дилижансе. Тогда он больше ее не увидит.

Последняя мысль оказалась на удивление панической. И он презирал себя за эту панику.

Ричард давно изжил все чувства к Норе. А это было нелегко: уж очень сильное и постоянное воздействие она имела на его жизнь. Его настоящее и будущее навсегда определено тем, что случилось между ними.

Даже если она навечно исчезнет из его жизни, этого будет недостаточно.

Он надеялся, что она уйдет. Надеялся, что не увидит ее ни сегодня, ни завтра утром. И вообще никогда.

– И пришлите то же самое моей жене вместе с чайником чая, – услышал он свой голос, когда официант поставил перед ним еду. – Если она захотела посмотреть на празднества, отнесите тарелку обратно на кухню, и пусть один из слуг позавтракает за мой счет.

Нора не ответила на его вопрос насчет денег. Но он знал так же точно, как если бы обыскал ее кошелек, что у нее нет ни пенни. Бывшая хозяйка скорее всего отказалась отдать жалованье, когда Нора уволилась.

Но какое ему дело до этого? Впрочем, он надеялся, что она нищая. Пусть голодает!

Однако совесть по-прежнему не давала ему покоя. Черт бы все это побрал, он чувствует себя ответственным за нее! Опять все сначала.

Он не хотел злорадствовать. И его беспокоило то обстоятельство, что он способен испытывать столь ребяческую ненависть к кому-то, кого не видел целых десять лет.

Ричард взял вилку, но тут же обнаружил, что напрочь лишился аппетита.