"Дэрил Грегори. Второе лицо, настоящее время " - читать интересную книгу автора

скотчем к стене, соседствуют со щитом, обвешанным футбольными наклейками и
медалями любительской гимнастической лиги, восходящими ко второму классу
школы. Над столом - дощечка под заголовком "Я обещаю..." с призывом к
христианской молодежи воздерживаться от секса до вступления в брак. И везде
прилепленные и пришпиленные к стене фотографии: Тереза в библейском лагере,
Тереза на гимнастическом бревне, Тереза в обнимку с друзьями детства. Каждое
утро, открывая глаза, она видела перед собой тысячу напоминаний о том, кто
она такая, кем была и кем намеревалась стать.
Я беру в руки большущего медведя-панду, который занимает почетное место
на кровати. Он выглядит старше меня, и мех у него на морде протерся до
самого ватина. Пуговичные глазки висят на ниточках, должно быть, их
пришивали уже не раз.
Отец Терезы ставит на пол мою жалкую сумочку, в которой лежит все, что
я забрала с собой из госпиталя: туалетные принадлежности, пара смен белья да
пять книг доктора С.
- Думаю, старина мишка Бу заждался тебя, - говорит он.
- Мишка Бу By.
- Да, да, Бу By! - Ему приятно, что я знаю это. Как будто это что-то
доказывает. - Знаешь, твоя мать каждую неделю пылесосила эту комнату. Она
никогда не сомневалась в том, что ты вернешься.
Я никогда не была здесь, а она - никогда не вернется, но я уже устала
уточнять местоимения.
- Что ж, это хорошо, - говорю я.
- Для нее это было трудное время. Она знала, о чем болтали люди,
возможно, они возлагали на нее ответственность, да, по правде говоря, - на
нас обоих. Ее мучило то, что они говорили о тебе. Ей была ненавистна мысль о
том, что они считали тебя одержимой.
- Они? Он моргает.
- Церковь.
- А-а. Церковь.
В те давние месяцы этот термин служил для Терезы вместилищем стольких
чувств и сопутствующих понятий, что я уже не пыталась в них разобраться.
Воплощением этого термина было красно-кирпичное здание Давенпортской
христианской церкви с рядом высоких глянцевых окон, напоминавших своей
формой надгробные камни. Проникавшие сквозь них лучи света призрачно дрожали
внутри в пыльном полумраке. Это была церковь Всевышнего Господа и Святого
Духа (но не Иисуса - он был особой святыней, в некотором роде сам по себе).
Большинство ее прихожан, множество людей, знали Терезу, можно сказать, еще
до того, как она родилась. Они ее любили, оберегали и оценивали каждый ее
шаг. Это было все равно что иметь тысячу сверхзаботливых родителей.
Я чуть не рассмеялась:
- Церковь и вправду считает, что Тереза была одержимой? Он хмурится, но
я не уверена, из-за чего, - оттого ли, что я
оскорбила Церковь, или оттого, что продолжаю называть его дочь по
имени.
- Нет, конечно. Просто с тобой было много хлопот. - Звучащее в его
голосе здравомыслие, вероятно, никогда не давало расслабиться его дочери. -
Ты знаешь, в храме каждую неделю молились за тебя.
- Молились? - Я достаточно хорошо знаю Терезу и уверена, что это
унижало бы ее. Сама она молилась, но была не из тех, за кого молились