"И.Грекова. На испытаниях (Авт.сб. "На испытаниях")" - читать интересную книгу автора

закрыты. Несколько человек хлопотали у багажа. Высокая женщина в брюках,
циркулем расставив длинные ноги, осторожно передвигала ящики с приборами.
Ей помогал среднего роста, плотный человек в гражданском, с блестящей
коричневой лысиной. Он для чего-то поднимал каждый ящик и, покачивая,
подносил к уху. С одним ящиком он замешкался и поднял палец.
- Теткин, в чем дело? - спросила женщина.
- Перекат содержимого, - с видимым удовольствием ответил Теткин. -
Недопустимый перекат содержимого.
- Фу-ты, как пышно, - сказал, прислушавшись, артиллерийский офицер с
изможденным лицом и блестящими, неистово-светлыми глазами. - "Перекат
содержимого"! Замечали, как любит казенщина обрастать цветами красноречия?
Современный церковнославянский язык! На днях еду по улице и читаю - что бы
вы думали? - надпись: "Объезд разрытии"! Каково громыхание? Истинный перл
канцелярской поэзии. Слог, достойный Тредьяковского!
Худощавый генерал приоткрыл один глаз и спросил:
- Кто здесь поминает Тредьяковского?
- Я, товарищ генерал.
- А, подполковник Чехардин! Рад вас видеть. Я тут приспнул немного и
слышу: голос как будто знакомый и, как всегда, разводит демагогию. Насчет
Тредьяковского вы зря. Читали вы его? Или так, понаслышке, судите?
- Должен признаться - понаслышке, - ответил Чехардин, скомкал папиросу
и сразу же зажег другую. - Не успеваешь как-то следить за современной
литературой.
- А напрасно. Надо бы прочесть. А ну-ка, кто из присутствующих читал
Тредьяковского?
Теткин с готовностью открыл рот и сказал:
- Екатерина, о! поехала в Царское Село...
Генерал сморщился, как от боли.
- Ну, вот. Снова я слышу про эту несчастную "Екатерину, о!". Это
апокриф.
- Что, товарищ генерал?
- Апокриф, - повторил генерал. - К вашему сведению, апокрифом
называется произведение на библейскую тему, признаваемое недостоверным и
церковью отвергаемое. Убежден, что никакой "Екатерины, о!" Тредьяковский
не писал. Это был один из величайших поэтов России! Вот, например... -
Генерал нахмурился и, понизив голос, торжественно произнес:

Вонми, о небо, я реку!
Земля да слышит уст глаголы.
Как дождь я словом протеку,
И снидут, как роса к цветку,
Мои вещания на долы...

- Айв самом деле неплохо, - заметил Чехардин.
- "Неплохо"? Замечательно! Какое величие, какая сила! "Вонми, о небо, я
реку!" Ну, кто еще из российских поэтов решился бы так, запросто,
разговаривать с небом?
- Маяковский, - сказал Чехардин. - "Эй вы, небо!"...
- А? Правда, я и забыл. - Генерал снова закрыл глаза.
Прерванный спор Теткина с длинноногой женщиной возобновился.