"Михаил Грешнов. Еще один мертвый город" - читать интересную книгу автора

выключив свет, а дыхание, которое я слышал, доносится из динамика.
Но тень шевельнулась у меня под ногами - я поднял голову, - напомнила
мне, что все происходит явно и надо отвечать на заданный мне вопрос.
Однако что за манера - начинать разговор таким образом? Видят меня или
нет? Если видят, то почему сами невидимы? Может, я в какой-нибудь капсуле,
паук, брошенный в банку?.. Кто меня спрашивал? Голос был женский или
детский - на высоких тонах... Все это проносилось в голове у меня, как
листья, сорванные ветром с деревьев. Было что-то странное в самом вопросе
- почему мы _такие_, - это слово особенно подчеркивалось в произношении.
Оно было главным в заданном мне вопросе и звучало как обвинение. Винить
нас было за что - спору нет. Но пусть бы сказали прямо, что мы негодяи, а
то ведь спрашивали _почему_, - забирались в корень вопроса, в историю. Я в
истории не силен - все мы тут недоучки. Но мой дед, член Коллегии
Знатоков, был докой в этом вопросе, и он мне кое-что рассказывал, когда я
подавал надежды на большее, чем космический гангстер. Дед сразу пришел мне
на память, с седой бородой и слезящимися глазами. Он был еретиком в нашей
семье да и в Коллегии тоже. Под конец жизни его лишили званий и привилегий
и даже следили за ним, не обращает ли он в ересь других. Когда он
рассказывал свои сказки, он понижал голос до шепота, и я невольно
прислушивался к его словам. На беду себе: когда я пытался кое-что
повторить из дедовых сказок, отец бил меня по губам и шипел: "Тише. За это
- знаешь, что?" А на деда он кричал в полный голос, называл его старой
жабой и тунеядцем. Отцу было нелегко, он ничего не добился в жизни и
злился на деда за то, что старик разжалован и лишен пособий, на которые
рассчитывала наша семья. Мне было жаль деда, я любил его россказни, но все
реже пытался повторять их, чтобы не ходить с пухлыми от отцовских
предупреждений губами.
Теперь в темноте, слыша рядом дыхание спрашивавших, я вспоминал сказки
деда. Кое-что в жизни мне приходилось слышать и от других: во многом дед
оказался прав, но все равно это было как сказка, потому что одни из тех,
кто встречался мне на пути, верили в это, другие начисто отрицали. И я
решил рассказать историю так, как слышал ее от деда:
- Наш род начался на Земле...
У меня появилось желание выложить все начистоту. Может быть, этому
способствовала темнота, окружавшая меня, нечем было развлечься; может, я
чувствовал, что в правдивом рассказе будет мое спасение, - надо же было
выбираться как-то из шахты. Но главное в том, что меня не убили, не лишили
рассудка, со мной разговаривали, и я отвечал:
- Земля была доброй планетой, с ласковым солнцем и синими океанами.
Жили на Земле так же, как и у нас: были бедные, были богатые. Потом бедные
поднялись против богатых, чтобы отобрать их имущество и поделить между
всеми. Борьба была долгой, кровавой и закончилась в середине двадцать
первого века победой восставших. Но побежденные богачи сумели завладеть
космическими ракетами и покинули Землю. Они долго блуждали в пространстве,
пока не нашли планету, на которой мы сейчас живем. Планету назвали
Спасителем.
- Спаслись... - сказал голос из темноты, - мне показалось, с усмешкой.
- Спаслись, - ответил я неохотно, потому что меня перебили.
- И много с тех пор прошло, как ваши предки нашли... Спасителя?
- Четыреста лет...