"Аполлон Григорьев. "Роберт-дьявол" (Из записок дилетанта)" - читать интересную книгу автора

она с детскою доверенностью, и опять льется из уст се простая сельская
песня, и опять смолкает ад, и снова слышен только ее голос в целом
мироздании, обливающемся розовою зарею при каждом ее шаге, один ее голос, к
которому изредка только присоединяются слышные по временам в оркестровке
голоса природы.
Взгляните, вот она упала на колена. Бедный ребенок, она не может
совладеть с своим ужасом, и льется та же песня, но принявшая религиозную
настроенность молитвы, и с этой молитвой соединяется целая природа, как бы
явившаяся на помощь своему лучшему цветку. В оркестровке так и слышно, как
одна и та же мысль проходит по растениям, по волнам реки, по горам. Снова
зовут Роберта в адской бездне... и оживотворенная молитвою Алиса бросается к
тому, что недавно еще было для нее предметом ужаса, и падает у креста,
уничтоженная появлением Бертрама.
Приговор произнесен, воля рока отяготела над падшим духом, и рок
вырывается из бездны, пораженный проклятием.
Но он опять на земле... Посмотрите, с какою рыцарскою galanterie
{галантностью (франц.).} подходит он к Алисе... "О, Alice, was ist dir...".
{"Алиса, что с тобою..." (нем.).} Каким обаянием библейского змея дышат в
устах его слова: "Komm zu mir". {"Подойди ко мне" (нем.).} Да! это он,
соблазнитель Евы, вкрадчивый, прекрасный в самом падении, и ему нет сил
противустоять.
Но разве Алиса - женщина? Это - цветок, это - стеклянный звук, чуждый
страстей и страданий, доступный только чувству стыда и робости. И демон
встает перед нею во всем ужасающем величии, и начинается страшная борьба
звуков, полная судорожного трепета... Еще несколько тактов борьбы, и вот уже
она, слабое создание, лежит на руке его, и он с насмешливой злобою поет над
нею: "Du, zarte Blume!..". {"Ты, нежный цветок!.." (нем.).} В этой позе, в
этих органно-глубоких звуках артист дошел почти до nec plus ultra {крайней
степени (лат.).} трагического величия, и когда, при приближении Роберта,
раздалась последняя, до бесконечности низкая и между тем все так же
бархатная нота, я готов был вскочить с своего места.
И потом, как грозно-таинственно, как лихорадочно-трепетно звучал
этотголос в рассказе Роберту о пещере Розалии, каким адским хохотом
заливался он в знаменитом дуэте!
Облака закрыли сцену при последних тактах дуэта. Поднялись какие-то
могильные, дрожащие, грустные звуки...
Пещера Розалии. На ночном небе мелькают светила... Голос сатаны
повелительно зовет их с неба на землю: торжеством, отчаянием веет это
призывание, оканчивающееся, впрочем, горестным сознанием: "Ich verdammt so
wie ihr...". {"Я так же проклят, как и вы..." (нем.).} Опять почти
невыносимо высок был артист в этом монологе!
Вот блудящие огни засверкали на гробах, вот под однообразно унылые
звуки начали лопаться крыши... Вот они, дочери греха и соблазна,
обаятельные, страстные, бесстыдные. Вот льются какие-то прыгающие,
беснующиеся, адские звуки ужасающей, могильной, богохульной радости, они
собрались все, легкие, воздушные тени, они снова хотят жить и
наслаждаться... Но они ждут кого-то.
И под звуки бесовской, безумной музыки пронеслась по сцене она,
верховная жрица наслаждения, вавилонски-сладострастная грешница... О
посмотрите, посмотрите, как хороша она, как нага она, как она