"Аполлон Григорьев. Офелия (Одно из воспоминаний Виталина)" - читать интересную книгу автора

всегда величавою и стройною, помню опаляющий взгляд, упавший на меня
случайно и снова опущенный в землю, помню младенчески ясное,
беззаботно-довольное чувство, владевшее мною в это утро... чувство свободы,
чувство любви, чувство жизни без завтра.
Я помню ночи, долгие, теплые летние ночи под заветными окнами простого,
смиренного домика, трепет ожидания, лихорадочную дрожь страсти и безумный,
неистовый восторг при появлении прозрачного профиля, оттененного черными
локонами, освещенного голубыми глазами сияющими, но равнодушными, как сияние
дальних звезд.
Я помню зимние вечера в душной комнате, с нагоревшей свечою, с
однообразным треском мороза на крыше, с напряжением создать перед собою
неуловимый, ускользающий образ, с блаженною тоскою страсти, с молодою жаждою
счастия, любви, жизни, с детской доверчивостью к картам, раскладываемым
старою нянькою.
О, да! я долго был мечтателем, я долго истощал силы в бесплодных
страданиях - я долго жил в мире призраков, я бы, может быть, стал равнодушен
ко всему божьему миру, ежели бы случайное столкновение с ним не разбудило во
мне дремавшего сочувствия.
Да будет благословенно Провидение, которое не дало мне успокоения, да
будет благословенна жизнь, да будет благословенно страдание!.. Виталин
замолчал.
- Все? - спросил я его не без удивления, - а где же Офелия?
- Прости мне, пожалуйста, мой лирический бред, - сказал он улыбаясь, -
я и забыл, что тебе нужны всегда факты.
- Замечу в скобках, мой любезнейший, один из твоих недостатков: ты
никогда не говоришь о том, о чем обещаешь говорить. В твоих рассказах нет ни
начала, ни конца...
- Ни морали, - добавил Виталин. - Советую тебе так и назвать их, если
вздумаешь когда-нибудь передавать другим; но я и забыл действительно, что
обещался говорить тебе об одной женщине, которую я звал Офелией.
Виталин достал из стола старую, запыленную связку бумаг и подал ее мне,
сказавши:
- Читай.
Я читал, - Арсений ушел в сад.

III
ДНЕВНИК МЕЧТАТЕЛЯ

Авг<уста> 23.

Я ходил вчера долго по пустым улицам: было сыро, холодно, мрачно...
вместо звезд тускло светились фонари. Мне было тяжело... Что это было такое?
Насмешка судьбы, вырвавшей меня на минуту из моей пошлой, из моей страшной
жизни, для того, чтобы показать мне ее во всей отвратительной наготе, или
призыв к иному, лучшему бытию?
Ее нет... этой мыслью отравлено все теперь мое существование, ее нет -
и мне не о чем думать, и мне не в чем забыться... И опять оставлен я в
добычу тяжелым, мучительным вопросам... и опять я не могу молиться.
И, однако, третьего дня ночь была такая светлая и холодная, лучи луны
озаряли преддверие храма: я был на коленах, я молился... Молился... Да! но