"Григорий Исаевич Григоров. Махно" - читать интересную книгу автора

голову в плечи, посмотрел на меня своими мутно-серыми глазами, сжал тонкие
губы и буквально прошипел, как гадюка: - А помнишь наши сходки в
Екатеринославе? ... Ты выступал от имени комсомола и призывал к разгрому
белогвардейцев... это было на берегу Днепра, возле Потемкинского парка.-
Конечно, я хорошо это помнил, но заявил, что я никогда не выступал на
собраниях рабочей молодежи. Должковой снова встал и обратился ко мне: - А
помнишь, жидовская морда, как ты явился в военный госпиталь, грозил меня
передать в ревтрибунал и читал большевистские лекции. -- Я все это отрицал.
Ко мне подскочил хорунжий, в руках у него был шомпол, он полоснул меня
шомполом по голове, ударил ногой в живот, и, когда я упал на пол, начал бить
меня ногами. Мне было больно, я корчился на полу, но не издал ни одного
звука. Тогда комендант крикнул, вошел огромный казак, которому было
приказано увести меня в камеру. Казк протащил меня за ноги по коридору,
засов звякнул, и я получил первую помощь от артиста Харьковского театра. Он
гладил меня по голове, говорил какие-то нежные слова -- и мне сразу стало
легче. Во мне пробудилось чувство гордости за себя, что я духом оказался
сильнее этих гадов. Боли в животе затихли. Артист вытирал мое окровавленное
лицо своим носовым платком и давал мне пить какую-то мутную водичку. Фамилия
актера Ставрогин. Это был исключительно симпатичый и добрый человек. Он
декламировал мне Гамлета, Отелло, Уриэль Акоста -- эти роли он играл в
театре. У Ставрогина не было определенных убеждений, но он был гуманистом в
самом лучшем толклвании этого слова. Ставрогин любил говорить: - мои
убеждения -- это убеждения того героя, которого я играю на сцене: то я
король, то нищий, но бываю и философом, особенно тогда, когда играю роль
Гамлета. Даже в этих условиях он оставался артистом. Он наизусть читал мне
целые страницы из Шекспировских тагедий. Под глазами у Ставрогина были
морщинки, свидетельствующие о нелегкой жизни русского актера. Он как-то с
грустью сказал мне: - действительная жизнь меня не привлекает, я люблю жизнь
только на сцене, где показано не то, каков человек на самом деле, а каким он
должен быть. -- При этом он подчеркнул, что имеет в виду положительне
персонажи трагедий. Он даже воскликнул: - нет в жизни Гамлетов, они только в
воображении Шекспира... искусство выше жизни, оно облагораживает человека,
который на самом деле негодяй. -- И мне вдруг показалось, что и мои мечты о
перевоспитании человека, особенно человечества в целом, - это просто химеры.
Тот, кто когда-либо сидел за решеткой и кого пытали, меня поймет. За
решеткой меркнут самые радужные мечты, кровь холодеет при одной мысли, что
тебя должны вести на очередной допрос. Только рядом с тобой лежащий в камере
человек, обтирающий твою кровь своим носовым платком, декламирующий Гамлета,
представляется тебе другом и братом. Только к утру мы оба уснули. Но я спал
недолго, солнечные лучи сквозь решетку попали в камеру. Зарешеченное окно
выходило на улицу, где изредка можно было увидеть мужчин и женщин, куда-то
очень спешащих. Вдруг под самой решеткой я увидел высокого человека с седой
и длинной бородой, он поднимался из подвального помещения и смотрел в мое
окно. Мне не приходило в голову, что под комендатурой живут люди. Старик
медленно прохаживался мимо моего окна и что-то ворчливо напевал старческим
голосом. Вначале я не обратил внимания на это старческое бормотание, старики
часто разговаривают сами с собой. Но вот я вслушался в это бормотание и
уловил странные слова, обращенные прямо ко мне. Обернувшись спиной к
решетке, старик ясно пропел: - Укажите адрес ваших родных, ваших близких, -
я вначале опешил, растерялся. Но это продолжалось одно мгновение. Я схватил