"Сергей Тимофеевич Григорьев. В октябре " - читать интересную книгу автора

пролетариата и гарнизона.
Дело, за которое боролся народ: немедленное предложение
демократического мира, отмена помещичьей собственности на землю, рабочий
контроль над производством, создание Советского правительства, - это дело
обеспечено.
Да здравствует революция рабочих, солдат и крестьян!
Военно-революционный комитет при Петроградском Совете рабочих и
солдатских депутатов.
25 октября 1917 года, 10 час. утра".

- Эти прокламации расклеивают на стенах, - пояснил Костя. - Нас
послали их срывать.
В дверях появилась старшая горничная Лизавета Ивановна, прямая и
строгая. Она пренебрежительно покосилась на Костю и спросила Анну
Петровну:
- Вы звали? Что угодно?
- Ах, Лизавета Ивановна, оставьте меня в покое! Прошу вас, чтобы
никто...
- Ну-ка, ну-ка, я погляжу на моего соколика, на купидона моего, на
моего красавца! - лепетала старая няня, выплывая из-за горничной серой
утицей. - Ай и хорош! Ну прямо юнкер, а не гимназист!
Из-за косяка выглядывала, сияя глазами, Аганька.
- Да что же ты не разденешься? Снимай амуницию-то, - приговаривала
нянька. - Да умойся. Юнкер! Прямо юнкер... Поставь ружьецо в угол, сними
поясок!
Федор Иванович рассмеялся:
- Ему нельзя. Он так и спать будет, в полном снаряжении.
Анна Петровна схватилась за виски:
- Няня! Лизавета Ивановна! Уйдите! Все уйдите!
Костя поставил в угол винтовку, снял пояс с патронами, скинул пальто
и фуражку на руки няни и сел за стол, к поставленному для него прибору.
Няня и Лизавета Ивановна вышли, плотно притворив за собой дверь.
- Поди сначала вымой руки, а потом садись за стол, - сказал отец.
- Слушаю, папа!
Костя ушел умыться.
- Какие мальчишки? Как они посмели? - хрустя пальцами и взводя глаза,
вопрошала Анна Петровна розового купидона на расписанном потолке.
Купидон целился куда-то стрелой и, лукаво улыбаясь, молчал. Не
ответил и серебряный самовар, к которому затем обратилась с вопросом Анна
Петровна, и даже совсем смолк, перестав кипеть. Молчали и стены. Молчал и
Федор Иванович, к которому наконец обратилась его супруга. Он налил себе
красного вина, отпил немного и закурил. Закинув голову, он пускал колечки,
пронзая их тонкой струйкой дыма, и прислушался: с чердака над сводом
доносились какие-то шорохи, стуки.
- Какие мальчишки? Я вас спрашиваю, Федор Иванович! - повторила Анна
Петровна.
- Должно быть, у нас на чердаке расплодились крысы. Возятся, как
лошади, - ответил Федор Иванович.
Костя вернулся в столовую умытый, с приглаженными щеткой мокрыми
волосами. Шрам на щеке и глаз припудрены. Костя переоделся в пижаму