"Борис Григорьев. Скандинавия с черного хода (Записки разведчика: от серьезного до курьезного) " - читать интересную книгу автора

интеллигента Живаго, и он запоминается. Но главное, конечно, - это
использованная в фильме в качестве лейтмотива музыка. Говорят, эту мелодию
создатели фильма случайно "раскопали" в Бразилии, где в одном из кафе ее
исполнял какой-то русский эмигрант. Это якобы старинная - XVIII века -
мелодия, передаваемая в семье эмигранта от старших к младшим по наследству.
Как бы то ни было, но романс из "Доктора Живаго", что называется, берет за
душу и долго еще будет звучать в моем сознании.
Странно вообще устроена человеческая жизнь. Для того чтобы задуматься
над своим прошлым, над историей России, надо сходить в какую-то исландскую
"бочку" и посмотреть запрещенный для советских людей фильм. Пребывание в
Исландии в моей памяти до сего дня ассоциируется с "Доктором Живаго",
ностальгической мелодией фильма, напоминающей мне о чем-то безвозвратно
утраченном, непоправимо упущенном и достойном глубокого сожаления. У меня не
остается сомнений в том, что мелодия имеет русскую первооснову, иначе почему
бы она встревожила мою душу?
Но я, кажется, утомил тебя, нетерпеливый читатель, лирическими
отступлениями. Я знаю, что ты жаждешь наполнить свою умную и пытливую голову
полезной информацией. Ты не тратишь время зря на такое никчемное чтиво. Ты
тоже бежишь с неудержимо рвущимся вперед табуном навстречу... своей
зрелости, подставляя грудь под свежий ветер Ойкумены. Но однажды и ты
остановишься, и ветер донесет до твоего слуха давно отзвучавший топот
копыт...
...Я сижу в гостевой и мысленно "подбиваю бабки" под своей
командировкой. Валера Шаманин попросил сыграть в волейбол за команду молодых
дипломатов, но я отказался. Две недели пролетели как один миг, и я с
сожалением думаю о том, что не все удалось сделать. Я вижу эти упущенные
возможности, но Хронос не оставляет шанса на их исправление. В будущем я,
конечно учту этот опыт, а сейчас надо собираться домой.
В отчете о командировке, который пойдет в Центр дипломатической почтой,
ляжет на стол начальнику управления и по цепочке спустится к Георгию
Михайловичу, чтобы потом очутиться в досье, которое я сам и веду, делается
вывод о "невозможности использования Исландии в наших оперативных целях". Я
с сожалением "закрываю" эту страну для отдела, да и для себя, потому что
знаю, что только дикая случайность может привести меня обратно на эту землю.
Ну что ж, отрицательный результат в разведке, как и в науке, тоже результат.
Через имеющиеся в резидентуре возможности нами не получены конкретные
сведения, подтверждающие ваши первоначальные предположения.
В дверь раздается стук. Это Николай Иванович, добросовестно отыграв в
волейбол, зашел за мной, чтобы отвезти меня к себе домой на прощальный ужин.
Завтра рано утром короткий бросок в Кефлавик и на восток, через Атлантику и
всю Европу, в родную Москву. Нет, что ни говорите, а лететь куда-то намного
интересней и заманчивей. (Как потом я узнаю, такое ощущение возникло оттого,
что мой исследовательский жар не совсем насытился. После же такого
насыщения, наоборот, наступает такая жуткая ностальгия, тоска по своим, по
грязным, но родным улицам, знакомым лицам, что хочется бросить все и бежать
босиком домой.)
Я опять делаю пересадку на аэрофлотовский рейс в Копенгагене (обратный
полет до Дании мне совершенно ничем не запомнился), но меня никто не
встречает и встречать не должен. Как мне объяснили в Рейкьявике, времени на
пересадку в Копенгагене будет в обрез. И действительно, в транзитном зале на