"Ольга Григорьева. Найдена " - читать интересную книгу автора

показались люди. Над их головами плевались огнем факелы.
- Гляди-ка... - выдохнул Старик. - Наверное, сам Лютич...
Светлые пятна прыгали по шитой золотом рубахе кузнеца, отражались
лучами от большого, опаянного серебром креста на его груди и высвечивали
безобразный багровый рубец на щеке. Слуги с факелами бежали за Лютичем, как
голодные собачонки. Я отвела взгляд.
Тяжелые шаги приблизились.
- Вы пришли от Горясера? - Голос Лютича был таким же некрасивым, как
лицо.
- Да.
- Тогда ступайте в избу, наверх. Будете спать на повалуше.
- Как прикажешь, - поклонился Старик. - Только нам бы чего пожевать...
Три дня не ели.
- Не ели? - Лютич повернулся к слугам: - Накормить досыта.
Один из факельщиков кивнул и кинулся к избе.
- Все? - словно ожидая от нас еще каких-то просьб, неприветливо спросил
Лютич.
- Все, добрый хозяин, - польстил Старик.
Кузнец отвернулся. Рассыпая искры, факелы поплыли за ним обратно к
дому. У самых дверей он остановился и, не оборачиваясь, спросил:
- Горясер сам явится за вами?
- Нет.- Теперь, когда долгожданные еда и кров были так близко, Старику
не хотелось болтать попусту. - Он велел с рассветом ждать на пристани. Если
опоздаем, уйдет без нас.
Лютич передернул плечами:
- Узнаю его. Все тот же... Годы текут, города горят, люди мрут, как
мухи, а Горясер - все тот же.
Когда последний факельщик скрылся за дверью, я повернулась к Старику:
- Чего это он хотел сказать?
Тот пожал плечами и растерянно сморгнул:
- Не знаю, Найдена... Похоже, ничего хорошего...


2


Настоятель Киевской Десятинной церкви игумен Анастас не любил женщин.
Особенно молодых и красивых. Та, что много лет назад предала его, тоже была
молода и красива.
Даже теперь она часто снилась Анастасу. В его снах повторялось все то,
что мучило его совесть долгие годы, - осажденный русами родной Херсонес,
поблекшие купола его церквей, голодные люди и ее ласковый голос:
- Я больше не могу, Анастас. Я хочу есть. Помоги мне...
Она была такой юной... Ее голос был так слаб... Он не выдержал.
Анастас хорошо помнил ту ночь. Он выбрался из ее объятий, поцеловал
спящую в щеку и дрожащими руками написал предательскую записку русам. Тем
самым кровожадным русам, которые уже много дней осаждали город. А потом был
долгий путь на городскую стену. Словно в бреду, Анастас поднимался по
каменным ступеням. Ему чудились подозрительные взгляды из темных ниш и
злобные шепотки за спиной. Хотелось повернуться и бежать обратно, но