"Ольга Григорьева. Набег (Скандинавский цикл-3)" - читать интересную книгу автора

Каждая женщина занималась хозяйством, каждая считала нужным одарить мужа
теплом и заботой. Лишь последняя жена Сигурда - Снефрид - иногда
взбрыкивала, но Сигурд полагал, что ее своенравие вскоре притрется к ровной
жизни усадьбы. Снефрид была молода, конечно, ей хотелось большего внимания.
Но нынче, забыв о притязаниях, она слушала Дага и Магнуса, раскрыв рот и
прижимаясь к боку всхлипывающей Гунны.
- Знаете, как она спит? - вытянув длинную шею, шепотом продолжал
Магнус. - У входа в избу, как собака.
Сигурд едва сдержал смешок. С собакой Магнус перебрал, ведь Сигурд
выходил ночью и не видел у входа в избу колдуна никого, похожего на Айшу.
Вернее, он там просто никого не видел. Колдунья спала в избе, как все люди.
Только ее танец под дождем... "А может, она и не танцевала? - подумал
Сигурд. - Может, примерещилось мне с недосыпа?"
- Дурак ты, Магнус, - услышал он возглас Дага. - Язык у тебя, что худое
помело - с виду вроде метет, а на деле лишь пыль поднимает! Если бы Бьерн
был ею околдован, разве он отпустил бы ее одну? Сам бы сюда примчался.
Довод был убедителен, но Магнус по-прежнему упрямился, бурчал, что
затея с колдуньей плохо кончится, что Каупанг наживет себе беду, что все еще
увидят, кто был прав.
Спор продолжался долго. Негромкие слова летали по избе подобно мелким
мошкам, забивались в щели меж бревнами.
Сигурд следил за ними, следил, следил...
Он уже начал было вновь задремывать, когда со двора в избу долетел
громкий восторженный крик, сорвал со скамьи Магнуса, стер улыбку с пухлых
губ Дага, заставил побледнеть расчетливую Юхти и утонул в громком гомоне
домочадцев. А затем вновь возник, уже у двери, явив привставшему с лавки
Сигурду румяное лицо мальчишки-пастуха.
- Бьерн идет! - сея панику в доме, выкрикнул пастух, радостно притопнул
босой ногой и заорал еще громче: - В бухту входит! Тремя драккарами!
В бухту Каупанга по весне приходило много кораблей. "Каупанг"
переводилось с северного наречия как "торговое место", и с весны до глубокой
осени тут, на ровной пустоши у моря, окруженной шатрами южных, шалашами
восточных и маленькими землянками северных купцов, торговали всем, что
только покупалось или продавалось. Здесь можно было приобрести рабыню с
синей кожей из далеких земель, где солнце никогда не покидало небес, а
вместо камней и глины под ногами был лишь желтый песок, получить диковинные
на вкус пряности, добавив которые в мед, хотелось петь и плясать до самого
утра. Имеющий деньги человек мог обзавестись редкой остроты клинками,
перерубающими в воздухе столь же редкие по тонкости, почти невесомые ткани.
Тут торговали скотом и людьми зерном и солью, пенькой и медом, шкурами и
моржовыми бивнями, украшениями и оружием.
Зимой Каупанг спал, торговая площадь у пристани пустовала, в
заброшенных маленьких землянках, тесно жмущихся друг к другу, гулял ветер,
или пастухи прогоняли мимо бухты овечьи стада. Зато с первым торговым
кораблем здесь начиналось веселье, закипала жизнь, бурлили страсти, и в
мирном торге сходились родовые враги, меряясь не силой мечей, а тяжестью
денежной сумы.
Но на сей раз первыми кораблями, вошедшими по весне в бухту, стали
боевые драккары Бьерна, ярла из Гарды. И люди из усадеб, лежащих близ
Каупанга, понимали, что Бьерн не остановится на торговой площади и не будет