"Пьер Грималь. Сенека " - читать интересную книгу автора Убийца тем временем отправился на виллу Агриппины. Ее "покой был слабо
освещен. Агриппину, при которой находилась только одна рабыня, все больше и больше охватывает тревога: от сына никто не приходит, не возвращается и Агерин: будь дело благополучно, все шло бы иначе; а теперь - пустота и тишина, внезапные шумы - предвестия самого худшего". И тут вошел Аникет. Она была убита и ее тело сожгли той же ночью. "Лишь после свершения этого злодеяния Нерон ошутил всю его непомерность. Недвижный и погруженный в молчание, а чаще мечущийся от страха и полубезумный, он провел остаток ночи в ожидании того, что рассвет принесет ему гибель* (Тас. Ann., XIV, 3-10). Нерон отправил в сенат письмо, где рассказывалось о покушении на него матери и ее самоубийстве. И, хотя все было шито белыми нитками, скованные страхом сенаторы наперебой поздравляли чудом спасшегося принцепса. Тразея Пет, убежденный стоик, человек почти староримских доблестей, молча встал и покинул сенат. Это и явилось впоследствии причиной его гибели (Тас. Ann., XIV, 11-12). Убийство Агриппины было поворотной точкой в правлении Нерона. С этого момента он, по выражению Тацита, "необузданно предался всем заложенным в нем страстям" (Тас. Ann., XIV, 13). И первой страстью принцепса был безудержный разврат. Он отдался диким кутежам и оргиям. Оргии эти имели какой-то особый, неслыханный характер. Так, во время одного пира он совершенно официально сочетался браком со своим новым любимцем, известным развратником. На принцепсе был подвенечный наряд римской невесты (Тас. Ann., XV, 37). Второй, самой знаменитой страстью Нерона была его злополучная тяга к принцепс на беду для Рима вообразил себя гениальным поэтом, кифаредом, певцом и актером. Рассказывают, что уже перед самой смертью Нерон, всхлипывая, говорил: "Какой актер умирает!" (Suet. Ner., 49, 1). Все должны были восторгаться его поэтическими шедеврами, о которых с таким ядовитым презрением пишет Тацит. Придворные и клевреты, окружавшие принцепса, "дни и ночи разражались рукоплесканиями, возглашая, что Нерон красотой и голосом подобен богам" (Тас. Ann., XIV, 14). Когда Нерон выступал на сцене, вокруг стояли преторианцы. Они застаачяли зрителей хлопать и били их, если они умолкали хотя бы на мгновение. Так что они буквально отбивали себе ладони. Рассказывают, что люди, приехавшие из далеких городов Италии, цепенели от ужаса при этом зрелище (Тас. Ann., XVT, 4-5). Мало того, что принцепс сам играл на сцене - он заставлял выступать вместе с собой молодых патрициев, "рассчитывая снять с себя долю позора, если запятнает им многих" (Тас. Ann., XIV, 14). Эпиктет передает беседу двух знатных людей - один из них был коренной римлянин, другой - родом с Востока. Они обсуждают будущее выступление Нерона. Приезжий говорит, что как это ни унизительно, он все-таки предпочтет подняться на сцену, чем умереть. Римлянин отвечает, что не ему осуждать собеседника, пусть тот поступает так, как подсказывает его совесть. Но сам он предпочтет позору смерть и любые муки. Из этого разговора мы узнаем, в какой обстановке "играли на сцене" знатные римляне и что угрожало ослушнику. Но, главное, кровь опять полилась рекой. "Посреди удовольствий принцепс не прекращал творить злодеяния" (Тас. Ann., XV, 35). Восстановлен был закон об оскорблении величия. Принцепс приблизил к себе Тигеллина, "человека |
|
|