"Александр Степанович Грин. Далекий путь" - читать интересную книгу автора

невзрачного, с толстыми губами и серьгой в ухе - висели ружья. Хозяин
старательно муслил карандаш и чесал за ухом. Хозе остался с мулами за
порогом, и я слышал, как нетерпеливо звенели бубенчики голодной скотины, без
сомнения, в данный момент равной нам по сходству желаний. Обратив на себя
общее внимание, так как я был одет по-своему, я подошел к стойке и спросил о
ночлеге.
Цена оказалась высокой, что, по-видимому, целиком определялось
фантазией содержателя этой гостиницы. Кивнув головой, но отомстив толстым
его губам взглядом великодушного снисхождения, я вышел, сопровождаемый
конюхом. Устроив и накормив мулов, мы возвратились под крышу нашего монрепо.
Насколько остро было привлечено внимание всех моей особой минут десять
назад, настолько же теперь оно улетучилось, и каждый как бы отсутствовал.
Мои скитания приучили меня к сдержанности. Я и Хозе, взяв бутылку вина,
сели, разостлав плащи, к стене; вино, кусок жареной свинины и грубый хлеб
заставили нас повеселеть, а Чусито, набив рот, пустился в длинное
рассуждение о высоте Сениара, уверяя, что это величайшая гора в мире, и дух
ее, некий Педро-ди-Сантуаро, родственник богатого скотопромышленника, украл
из горы все золото с целью выкупить душу своей жены, осужденную томиться в
геенне за продажу распятия прощелыге-язычнику.
Легенду эту я слушал в полудремоте, разнеженный едой и вином, думая, в
свою очередь, о пылком воображении Хозе, готового за бутылку вина лгать
целую ночь. "Педро-ди-Сантуаро, - повторял он, не забывая свой стакан ни на
одну минуту, - отправил сто кораблей с золотом в ад, но сатана потребовал
больше во столько раз, во сколько Сениар больше ванильного зернышка. Тогда
Педро..."
Он продолжал дальше, но здесь человек, вошедший одновременно с
произнесенным Хозе именем Педро, как бы окликнутый, повернулся и внимательно
осмотрел нас с готовностью отвечать. Я невольно рассмотрел его пристальнее,
чем других, как будто раньше видел его и говорил с ним. Таково во многих
случаях впечатление национального типа, хорошо изученного, но встреченного
среди чуждого национальности этой яркого и утомительного разнообразия.
Я заранее описываю наружность этого человека, хотя он и не занимает еще
в рассказе своего места. Лицо, изрытое оспой, с глазами, на первый взгляд
подслеповатыми, могло потягаться мужественностью и резкостью выражения с
любым из присутствующих: что касается глаз, то они были малы, далеко
поставлены друг от друга и почти лишены бровей; это-то и делало их как бы
слабыми в выражении. Спустя секунду я нашел их живыми и ясными. Круглая
русая борода скрадывала подбородок; небольшие усы, открывая край верхней
губы, странно, как и борода, выделялись светлым своим цветом на кофейном
загаре лица. Он был в пестрой грубой одежде, вооружен короткоствольным
штуцером, двигался лениво и мягко.
Я встал, так как отсидел ногу, и сделал несколько шагов к очагу; нога,
как неживая, подвертывалась и ныла. Я выругался по-русски, растирая колено.
В тот же момент неизвестный с улыбкой сильного удивления стукнул ружьем о
пол и, значительно смотря на меня, повторил слова, произнесенные мной,
прибавив: "Кто вы?" Это он сказал тоже по-русски, без малейшего иностранного
акцента.
- Я русский, - ответил я, вытаращив глаза, и назвал себя.
Он продолжал пристально смотреть мне в глаза, затем нахмурился и громко
сказал: