"Риза Грин. Девять месяцев из жизни " - читать интересную книгу автора

бутылку коньяка написаны про нас с Джули. И жизнь у нее всегда была
позитивная и благостная, и ничего плохого с ней никогда не случалось.
Вообще-то я терпеть не могу таких людей и никогда не отказывала себе в
удовольствии похихикать у них за спиной, так что у меня нет никакого
достойного объяснения, почему я могу спокойно переносить ее благообразность
и позитивность. Единственное, что приходит в голову, - это инстинкт, который
лучше меня понимает, чего мне не хватает, и он тянет меня к Джули, как
малокровного к парному мясу.
Последние три недели мы с Джули, как всегда по пятницам, собирались
пойти куда-нибудь пообедать (вместе с мужьями, но это не считается, потому
что они усаживаются друг против друга и разговаривают про бизнес), но Джули
каждый раз отменяла мероприятие. В первую пятницу она плохо себя
чувствовала, в следующую она ужасно устала, потом она обедала с родителями.
Я бы подумала, что это вранье, если бы не была полностью уверена, что она
просто психологически не способна врать.
- Ой, Лара, привет! Извини, что так вышло на той неделе. Сегодня
обязательно встретимся.
- Да ну, что же случилось? Ничего получше на сегодняшний вечер не
подвернулось?
- Перестань, ты же так не думаешь... Когда ты хочешь пойти?
- Не знаю. В пять мы идем с Зоей на аджилити, потом надо будет закинуть
ее домой и покормить. Честное слово, иногда с этой собакой чувствую себя то
ли мамашей, то ли тренером сборной. Давай в семь, пойдет?
- Отлично. До встречи.

Я заезжаю в парк и пробираюсь к самому дальнему концу парковки, откуда
хорошо видно, что собачники все еще устанавливают полосу препятствий.
Терпеть не могу устанавливать полосу препятствий. Первые несколько занятий я
им помогала, но только потому, что мне неловко было сидеть, когда они
таскали всякие тоннели и барьеры. А потом я поняла, что если приходить минут
на десять попозже, то заниматься этим не придется. Пока они заканчивают, я
достаю зеркальце и в течение нескольких минут пытаюсь пальцами распутать
колтуны, образовавшиеся на моей голове. Когда я вижу, что устанавливается
последний барьер, я беру из багажника одеяло и неспешно иду через поле.
Эндрю с Зоей нигде не видно, так что я расстилаю одеяло подальше от
всех и с удовольствием плюхаюсь на него. У меня нет никакого желания
общаться с маньяками аджилити. Насколько я знаю, Эндрю - единственный
представитель от мужчин в этом виде спорта. Все остальные - толстые
лесбиянки средних лет, одержимые своими собаками и беззастенчиво
использующие их как замену детям, которых у них никогда не было. Бамперы их
машин украшают наклейки типа "Со мной едет моя шелти" или "Моя собака -
почетный студент собачьей школы Западного Лос-Анджелеса", и одежду они
покупают по одному каталогу, специализирующемуся на шмотках с картинками и
надписями про все существующие породы собак. Одна дамочка как-то заявилась
на занятия, чуть ли не рыдая по поводу потерянной сережки в виде немецкой
овчарки. Как хотите, но для меня это слишком. Я, конечно, нежно люблю свою
Зою, и все такое прочее, но делать ее лейтмотивом своего гардероба -
увольте.
Не успев обдумать, как бы мне поаккуратнее избежать зрительного
контакта с кем бы то ни было, я слышу голос Эндрю: